Император Наполеон

Был, естественно, в этом скопище монархов и прусский король Фридрих - Вильгельм III. А вот император Австрии Франц I не получил приглашения, что его крайне встревожило. Он прислал в Эрфурт своего генерал-адъютанта барона К. Винцента с почтительными письмами к Наполеону и Александру и с заданием (в качестве соглядатая) «разузнать секрет обоих императоров, проникнуть в тайну их соглашений и, если возможно, вырвать Александра из-под влияния Наполеона»[589]. Винцент довольно преуспел в соглядатайстве, поскольку очень помог ему Талейран. Но о роли Талейрана в Эрфурте речь еще впереди.

Вторым, кроме государей, компонентом наполеоновской свиты в Эрфурте были специально приглашенные знаменитости европейской культуры, включая самого авторитетного тогда в Европе литератора Иоганна Вольфганга Гёте и слывшего «Вольтером Германии» Кристофа Мартина Виланда, а также швейцарского историка Иоганна Мюллера. Из Парижа был вызван первый состав главного театра Франции «Комеди Франсез» во главе с великим Франсуа - Жозефом Тальма.

Сам Наполеон взял с собой в Эрфурт ряд высших чинов двора и дипломатии (в том числе М. Дюрока, А. Коленкура и Р. Савари) и несколько прославленных маршалов. Л. Н. Даву, Л. А. Бертье и Н. Ж. Сульт сопровождали императора по пути к Эрфурту из Парижа, а Ж. Ланн встречал Александра I на французских аванпостах в г. Фридберг. Герой битвы при Монтебелло (время Туделы и Сарагосы тогда еще не пришло) так понравился царю, что он наградил маршала орденом Св. Андрея Первозванного. В донесении Наполеону об этой встрече с Александром I Ланн сообщал: «Он повторял мне часто и от души: “Я очень люблю императора Наполеона и дам ему доказательства этого при каких угодно обстоятельствах”»[590].

Утром 27 сентября, когда Наполеон был уже в Эрфурте, Александр в сопровождении великого князя Константина Павловича, канцлера Н. П. Румянцева, статс-секретаря М. М. Сперанского и других выехал к месту свидания из Веймара. Наполеон верхом на коне, со свитой встретил карету царя у въезда в город. Один император сошел с коня, другой вышел из кареты, и, по свидетельству Талейрана, «они бросились друг другу в объятия самым дружеским образом»[591]. Затем Наполеон дал знак, чтобы Александру подвели коня, оседланного и убранного по-русски чепраком из горностаевого меха. Александр сел на него, Наполеон - на своего коня. Их свиты смешались в одну колонну, и все направились в город, уже подготовленный к торжественной встрече двух императоров. Цитирую Альбера Вандаля: «Войска в парадных мундирах были собраны у въезда в Эрфурт. Артиллерия гремела непрерывными залпами, а в промежутках между оглушительной пальбой в воздухе разносился со всех церквей, со всех башен торжественный звон колоколов. С высот, окружающих Эрфурт и представлявших народные трибуны, несметные толпы любопытных любовались величественным зрелищем, приближавшимся к городу»[592].

Первые дни встречи прошли без деловых разговоров. Все время занимали завтраки и обеды, парады и маневры, прогулки, балы, театральные спектакли. Наполеон в те дни находил особое удовольствие в общении с мастерами культуры. Если германских монархов он (иногда, казалось, намеренно) заставлял подолгу ждать в приемной, то с Гёте, Виландом, Мюллером, не говоря уже о Тальма (другом юности императора, с времени, когда император был еще лейтенантом) общался просто, без церемоний и намека на покровительство, как с равными. Наибольшее впечатление произвел на французского императора Гёте, творчество которого Наполеон знал и любил с юных лет, но лично познакомился только теперь. Император пригласил его к себе и долго беседовал с ним за завтраком, а потом в театре, после спектакля, «подошел к нему, как к старому знакомому»[593]. Кстати, на спектакле Гёте по приглашению Наполеона занял место в первом ряду партера. «Первый ряд предназначался только для коронованных особ. Монархи должны были смиренно потесниться»[594].

При первой же встрече с Гёте Наполеон приветствовал его словами: «Вы - великий человек!» и обращался к нему по-французски «месье Готт», что по-немецки звучало как «господин Бог». Должно быть, немецкому гению это нравилось. Сам Гете, спустя много лет (в 1830 г.), в разговоре со своим секретарем И. П. Эккерманом вспоминал о тех беседах с Наполеоном: «Он был в высшей степени любезен со мною и трактовал любой предмет в таком тоне, какого и следовало ожидать от человека столь необъятного ума»[595]. Вот так, по авторитетному мнению С. Н. Дурылина, в октябре 1808 г. «Наполеон навсегда и безвозвратно закрепил Гёте за собой» и тем самым «одержал вторую Йену: заполучил себе не трагедию Гёте («Фауст». - Н. Т.), а самого Гете, что, конечно же, стоило десятка - двух немецких княжеств и маркграфств»[596]. Как здесь не вспомнить восторженный отзыв Гёте о Наполеоне: «Квинтэссенция человечества!»[597]