Император Наполеон

Но главным для Наполеона в Эрфурте было его общение с Александром I. Пока вассальные монархи в эйфории подобострастия не только «гнули спины», но и буквально «бросались под ноги» своему сюзерену (по наблюдению Талейрана)[598], Наполеон выказывал Александру подчеркнутое расположение: любезничал с ним и на военном плацу, и в театральной ложе, и в залах эрфуртского дворца, где они, весело разговаривая, прогуливались под руку на виду у всех. Конечно, свою симпатию к Александру Наполеон подчеркивал, отчасти даже инсценировал, но была в том и доля искренности. «Я доволен Александром, - писал Наполеон в те дни Жозефине. - <...>. Если бы он был женщиной, я думаю, что сделал бы его своей возлюбленной»[599].

Александр со своей стороны тоже не скупился на публичные проявления восторженного пиетета к Наполеону. Когда однажды, торопясь на очередной парад, он забыл свою шпагу, Наполеон предложил ему свою. «Я никогда не обнажу ее против Вашего Величества!» - объявил царь, принимая шпагу Наполеона[600]. А когда в театре Эрфурта перед «партером королей» шел «Эдип» Вольтера, и Тальма в роли Филоктета произнес со сцены: «Дружба великого человека - это подарок богов!» - Александр, сидевший рядом с Наполеоном, воскликнул: «Вот слова, сказанные для меня!», встал и пожал руку Наполеону под овацию всего зала[601].

Однако, едва начались переговоры, «великий человек» встретил со стороны своего друга неожиданное, очень мягкое по форме, но жесткое и неуступчивое по сути противодействие: мало того, что Александр утомительно для Наполеона хлопотал за Пруссию, главное, он отказывался предъявить вместе с Наполеоном ультиматум Австрии, чтобы она перестала вооружаться. «Ваш император Александр упрям, как лошак! - в сердцах говорил Наполеон Коленкуру. - Прикидывается глухим, когда не хочет чего-нибудь слышать!»[602] После долгих споров Наполеон попытался воздействовать на Александра, как когда-то на Л. Кобенцля: вспылил, схватил с камина шляпу, швырнул ее на пол, поддал ей ногой. Александр смотрел на эту сцену с улыбкой. «Вы резки, а я упрям, - сказал он спокойно. - Будем рассуждать, или я ухожу»[603].

Несговорчивость Александра озадачивала Наполеона. Он и с Талейраном поделился своим недоумением. Тот изобразил верноподданническое сочувствие, хотя в душе, безусловно, торжествовал: именно тогда, в Эрфурте, Талейран предал Наполеона и продал себя Александру. Трудно понять, почему Наполеон еще в 1807 г., вскоре после Тильзита, уволивший Талейрана с поста министра иностранных дел, взял его в Эрфурт и доверил ему вести переговоры с Александром I. В этом А. 3. Манфред усмотрел у Наполеона «удивительное ослепление, не случавшуюся до сих пор потерю интуиции»[604]. Думается, все было несколько проще. Наполеон взял Талейрана как изощренно ловкого в дипломатическом ритуале советника, тем более что новый министр Ж. Б. Шампаньи, который, если верить Талейрану, «появлялся каждое утро, чтобы усердно просить извинения за неловкости, совершенные накануне»[605], не удовлетворял императора (вскоре он будет заменен Г. Б. Маре). Предвидеть же государственную измену Талейрана не смог бы и самый проницательный политик: слишком французом выглядел этот «хромой бес», чтобы продавать себя иностранцу.

Итак, в Эрфурте при первой же встрече с Александром Талейран заявил ему: «Государь, зачем вы приехали? Вам предстоит спасти Европу, и вы можете достигнуть этого не иначе, как только противодействуя Наполеону. Французский народ цивилизован, а его государь нет. Русский государь цивилизован, а его народ нет, Поэтому русскому государю надо быть союзником французского народа»[606]. Царь был приятно ошеломлен вероломством Талейрана, сразу определив, что гранит наполеоновской империи уже дает первую трещину изнутри. Конечно, он мог выдать Наполеону предателя, но не сделал этого, как полагают авторитетные историки, потому что увидел в сношениях с Талейраном большую для себя выгоду[607], и вообще отдать на гибель доверившегося ему человека было не в характере Александра (по - видимому, «хромой бес» заранее вычислил и то, и другое).