Однако эта монархия не имела ничего общего с русским самодержавием. Вильгельм II был, скорее, наследником языческих римских кесарей, чем Константина Великого. Главный упор кайзер делал на культе военного вождя, победителя, грозного владыки, для которого христианские ценности были понятиями второстепенными, а иногда вообще не играли значимой роли. Например, посетив Святую Землю в 1898 г., кайзер писал Николаю II, что "если бы он приехал туда, не имея никакой религии, то, конечно, стал бы магометанином"34.
Даже гимн Германии при Втором рейхе "Heil dir Im Siegerkranz" ("Слава тебе в венке Победителя!"), длинный и бравурный, был исполнен хвалой кайзеру, имя которого повторялось десятки раз, при этом имя Божие не упоминалось вовсе. (Сравним этот гимн с "Молитвой русского народа", краткой и торжественной, в которой народ обращается к Господу: "Боже, Царя храни!")
Таким образом, германская монархия воспринималась кайзером не как Богом установленный институт — защитника христианской веры и народа, а как идеальное мировое устройство, в котором Германия будет играть ведущую исключительную роль. Непостоянный, импульсивный, крайне самоуверенный, злопамятный и в то же время наделённый огромной властью, Вильгельм II являл собой образец непредсказуемого и ненадёжного политика. Генерал-фельдмаршал А. фон Вальдерзее уже в самом начале XX в. считал, что Вильгельм II "слишком много затеял, ничего не довёл до конца и наделал такую путаницу, которую Бог весть, когда придётся распутать"35.
Россию Вильгельм не любил и одновременно боялся: "Изо всех соседей Пруссии, — говорил он, — Россия — самый опасный, как по причине своей мощи, так и по своему географическому положению. Мои предшественники правильно делали, что поддерживали дружбу с этими варварами"36.
Вальдерзее рассказывал в письме, что "кайзер неоднократно, крайне неосторожно высказывал антирусские чувства. Я не сомневаюсь, что подобные высказывания делаются в семейном кругу, и отсюда уже получают широкую огласку... При этом я убеждён, что все эти слова и речи проистекают из-за чувства страха перед Россией, но так как монарх показать этого не хочет, то он высказывает в своих речах жестокость, чтобы доказать себе и окружающим, что он чрезвычайно энергичный человек"37.
Первоначально, ещё не имея возможности решать проблемы военным путём, Вильгельм II стремился при помощи дипломатических интриг втянуть Россию в такой союз с Германией, в котором она бы играла подчинённую роль. Одной из целей, которые ставил перед собой германский император в отношении России, было максимальное ослабление её влияния в Европе. Вильгельм II в письме Николаю II от 26 апреля 1895 г. указывал, "что для России великой задачей будущего является дело цивилизации Азиатского материка и защиты Европы от вторжения жёлтой расы. В этом деле я буду всегда по мере сил твоим помощником"38.
Говоря иными словами, кайзер предлагал России увязнуть на Дальнем Востоке, не лезть в европейские дела, а играть роль буфера между "варварской" Японией и "цивилизованным" Западом, хозяином которого должен был стать он, кайзер Вильгельм.
Между тем император Николай II с первых дней царствования был сторонником сохранения мирных, но равноправных отношений с Германией. Видный германский военный деятель гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц вспоминал: "Николай II был настроен в пользу Германии. Общественность составила себе ложное представление о Царе. Это был честный, лично бесстрашный человек со стальными мускулами. Николай II в одной из бесед со мною сказал по собственной инициативе: "Гарантирую вам, что я никогда не буду воевать с Германией"39.
Когда в 1896 г. великий князь Алексей Александрович высказал мнение, что Германия стремится к отторжению русских областей и оттеснению России к рубежам Московского царства, Николай II возразил: "С какой стати? Владея входом в Балтийское море, Германия вполне спокойна"40.
Во время своей первой заграничной поездки в 1896 г., главной целью которой было посещение Парижа, Николай II специально вначале нанёс визит в Берлин, где встретился с Вильгельмом II. Эта встреча должна была лишний раз продемонстрировать мирный характер визита царя во Францию. Советник французского посольства Жюль Гансен писал, что русский министр иностранных дел князь А. Б. Лобанов-Ростовский "был настроен откровенно антигермански, но он был вынужден уступать перед непреклонной волей Николая II, который был расположен к сотрудничеству с Германией"41.