Император открывает глаза

– Власть! – сладко прошептал Ахей. – Что и говорить, он любил власть, как только может любить тот, кто вкусил ее. Одно дело – обладать властью по праву рождения, тогда она обыденна, а обыденное лишено сладости. Другое, когда ты взял что-нибудь с боем. Похищенная красавица – самая желанная из женщин. Снятый с убитого врага доспех достоин посвящения в храм. Захваченная страна люба более прочих. Недаром завоеватели основывают столицы великих держав именно на захваченных землях. Недаром лучшие сыновья рождаются от завоеванных женщин. Недаром лучшие рабы получаются из побежденных врагов. Злобные, коварные, сильные, заставляющие постоянно быть начеку, не позволяющие ни на миг расслабиться, дающие своей тайной ненавистью тебе силу.

– Будь, что будет! Я готов рискнуть. Но ты тоже рискуешь, ты знаешь, чем ты рискуешь.

– Я согласен разделить с тобой твою судьбу, царь! – низко склонил в ответ голову Гарсиерис.

Через несколько дней войско покинуло Сарды. Ахей вел его еще как наместник, но уже в славящейся вином Лаодикее, что во Фригии, он возложил на голову диадему. Солдаты приветствовали этот жест восторженным ревом. Они ликовали, но…

Но лишь до тех пор, пока не стала ясна цель похода. Ахей вел полки в Сирию, оставшуюся без царя и без войска. Он хотел захватить сердце Селевкидской державы и здесь дождаться, кто выйдет победителем из междоусобной войны: Антиох или Молон. А, может, коварный Гермий?

И войско зароптало. Солдаты любили своего полководца, но им вовсе не хотелось посягать на того, кто рождением и богом был поставлен владычествовать над Сирией. Большинство из них были родом из этих мест и с молоком матери впитали почтение к самому царскому имени. Ахей был любим ими, он был достоин называться царем, но он еще не был Александром, достойным свергать царей, поставленных божественной волей.

Сначала солдаты шептались, потом начали собирать сходки. Урезонить их не удавалось, а многие офицеры открыто сочувствовали недовольным. Ахей испугался: не задрожал, не затрясся в ужасе – обеспокоился. За его спиной не было ни преданной знати, ни наследственных владений, даже казна, и та была невелика. Бунт иль поражение ставили крест на его бурной жизни. А Ахей, хоть и был по складу своему авантюристом, ум имел государственного мужа. Он желал не только завоевывать, но и властвовать. Властвовать. Властвовать…

– Напрасно я последовал твоему совету! – упрекнул он Гарсиериса. – Мы проиграли, надо бежать.

Тот усмехнулся, ибо ему уж точно бежать было некуда.

– Ничего не случилось. Верней, ты должен сделать вид, что ничего не случилось!

– И как это сделать? Если я пойду дальше, мои гипасписты взбунтуются, они не хотят враждовать со своими же братьями. Если я поверну, они разуверятся во мне.

– А ты сверни! – посоветовал хитрый изгнанник. – Тут рядом Писидия. Говорят, очень богатая страна.

Писидия, бывшее владение Селевкидов, вот уже много лет не выплачивала царям положенной мзды. Это заслуживало кары. Ахей разорил Писидию, дав войску огромную добычу. Солдаты ликовали и славили своего повелителя. Расправившийся с Мо-лоном Антиох слал гонцов с грозными посланиями.

Что было делать? Идти вперед, в Сирию, куда уже спешили победоносные полки Антиоха? Возвращаться и ждать кары?

Ахей решил возвращаться. До него доходили известия, что Антиох намерен занять себя войной против Птолемея. Лидии ж грозил Аттал, призвавший на помощь галатов.

– Будь, что будет! – решил Ахей, которого отчего-то считали могущественнейшим и жесточайшим из владык того времени. – Будь, что будет…

3.4

Нельзя утверждать, что беда пришла к сагунтийцам внезапно. Тучи сгущались над городом уже не первый год. Основанный выходцами с Закинфа, Сагунт был богатейшим городом Иберии, привлекавшим алчные взоры соседей-турдулов. Но не турдулы, племя воинственное, страшили граждан Сагунта. Куда большие опасения вызывал безмерный аппетит пунов, шаг за шагом прибиравших к своим рукам леса и долы иберских племен. В поисках союзников в борьбе с пунами, сагунтийцы обратились к Риму, который помог Сагунту отстоять свое право на свободу.

Но сейчас у Рима доставало хлопот. На севере Апеннин буянили галлы, в Иллирии вновь подняли голову пираты во главе с неутомимым авантюристом Деметрием из Фар. Рим увлекся борьбой с этими врагами и на какое-то время перестал обращать внимание на события, происходящие на дальнем западе. Ганнибал-пун мгновенно воспользовался моментом.

Надо заметить, род Баркидов давно воспринимал Иберию своей вотчиной. Конечно, Карфаген был богаче, но торговлей, Иберия же изобиловала природно. Местные племена плавили на соломе золото, захватывая иберские селения, карфагеняне с восторгом находили там кормушки для скота, выплавленные… из серебра. Прибрежные воды изобиловали рыбой: скумбрией и тунцом, леса – медом, воском и смолой. Карфаген был прибежищем многих знатных родов, спорящих за влияние в городе, Иберия ж – свободна от свар властолюбивых аристократов и ненасытных купчин.