Молодой князь считал опасным держать пленницу в Москве, а потому отправил ее в лес, к крепостному полесовщику Гавриле. Последний с двумя работниками и с дочерью Анюткой жил в нижнем этаже лесного дома, а верхний был приспособлен на случай приезда князя Ивана.
«У меня лесник Гаврила – верный слуга, преданный… Он сумеет припрятать красотку; ищи ее хоть сто лет – не найдешь», – думал князь Иван, отправляя Марусю под охраною двух своих холопов в лес.
И действительно, Струков и душою и телом был предан своему молодому господину; он служил верой и правдой и заботился о княжеском лесе, как о своем добре. Горе бывало мужику, если Гаврила заставал его за порубкою, – он отнимал у мужика-горемыки и топор, и лошаденку, а самого виновника избивал до полусмерти.
Суров был Гаврила, неподатлив, ни слезы, ни мольбы не трогали его загрубелого сердца. Ростом он был великан, в плечах – косая сажень, борода по пояс, волосы рыжие с проседью, взгляд зоркий, суровый, да и силу имел он большую, богатырскую; на медведя ходил один, взяв только топор да рогатину.
Вид у Гаврилы всегда был суровый, мрачный; редко появлялась улыбка на его лице. Даже со своей дочерью Анюткой он был не особенно ласков, не баловал ее, держал всегда в страхе и в повиновении и лишь редко-редко становился нежно любящим отцом, сажал Анютку к себе на колени, целовал ее, ласкал и даже играл с нею.
Анютка росла, не зная материнской ласки, оставшись двухлетней сироткой после смерти матери, и выросла совершенной дикаркой. Для нее не было другого мира, как вековой, густой лес, и другой семьи, как отец, двое работников и старуха стряпуха.
В летнюю пору Анютка с зари до глубокой ночи проводила в лесу; разве прибежит домой за куском хлеба – вот и весь ее обед. В лесу ей было хорошо, привольно, ягод много, лесных цветов, залезет на дерево, усядется на суку, смотрит, как белки с дерева на дерево, с сука на сук прыгают, а то пугать начнет. Идет какой-нибудь прохожий лесом – Анютка выследит, когда он поравняется с тем деревом, на котором она сидит, да как вдруг вскрикнет не своим голосом или захохочет. Прохожий бросался бежать без оглядки, в уверенности, что это – леший.
Гаврила Струков любил свою дочку до безумия.
Вот к этому-то леснику и привезли Марусю холопы князя Ивана, причем один из них передал такой приказ его:
– Молодой наш князь прислал к тебе под наблюдение эту птаху и приказал беречь ее да стеречь пуще своего глаза. Отведи ей горницу в верхнем жилье, почище и получше, но из горницы на единый шаг не выпускай; всего лучше держи ее под замком. Корми и пои послаще, не жалея денег: князь Иван Алексеевич за все тебе сторицею заплатит и княжескою милостью тебя не оставит. А если выпустишь пташку из клетки, так уже прямо со своей головой простись!..
– А что это за птаха? – спросил лесничий.
– А кто ее знает?.. Может, посадская, а может, и купеческая дочь, только птица не важного полета.
– Ладно, так и знать будем.
Княжеские холопы уехали обратно в Москву, а Маруся как-то невольно покорилась своей участи и осталась жить в лесу, в доме лесника.
Согласно княжескому приказу, Гаврила отвел ей в верхнем этаже чистую и просторную горницу, а для услуг приставил к ней свою четырнадцатилетнюю дочь Анютку. Та с радостью принялась служить «краденой» боярышне. Обе они сошлись с первого же дня, полюбили друг друга и считались подругами. Анютка, с согласия отца, перебралась в горницу Маруси, и лесничий запирал их на ночь на замок.
Пока происходили все описанные ранее события, император-отрок продолжал жить в Москве, увлекаясь разными развлечениями и главным образом охотой. Его воспитатель, вице-канцлер Остерман, не раз спрашивал его, когда же он пожелает вернуться в Петербург; император отвечал: «Скоро, скоро!» – но проходили недели, месяцы, а государь и не думал о переезде в «Петров парадиз».
Петру II не хотелось оставлять Москву, так как он чувствовал себя здесь гораздо свободнее, нежели в северной столице. Находясь под влиянием Долгоруковых, он предавался беспечной жизни и вовсе не занимался делами, а также и своим образованием.