Император Павел I

При департаментах Сената Екатериной II были учреждены «директора по экономии». Но «они всего меньше помышляли о какой-нибудь экономии или о произведении в государственном хозяйстве чего-нибудь нужного и полезного, — пишет Болотов, — но, напротив того, разрушали и опустошали и последнее, что где еще было похоже на экономию государственную: а все их старание и помышление и попечение было только о том, как бы набивать себе скорее и полнее карманы или как бы проматывать и расточать паки все ими неправильно нажитое. Несмотря на то что за все сие получали они превеликое и такое жалованье, какого многие другие и важнейшие судьи не имели… Словом, вся часть сия находилась у нас в чрезвычайном неустройстве и таком упущении и беспорядке, которых никак изобразить не можно. Государю все было отчасти, а может быть, и довольно известно; а как он намерение имел и в сем случае все зло поисправить, то самое сие и подало повод говорить с петербургским директором экономии господином Татариновым, человеком еще умным и тысячи преимуществ пред многими другими директорами имеющим.

«Вы господин директор экономии?» — спросил его государь. «Так, ваше величество», — ответствовал он. «Но, пожалуйста, скажите мне, в чем состоит ваша экономия? Давно ли вы занимаете сие место?» — «Пять лет, ваше величество». — «Ну, а в сии пять лет что ж такое вы сделали особливого по вашей экономии? Что полезного и нужного? Что в пользу государственную? Какие заведения, какие перемены? Покажите мне, пожалуйста, что вы хорошего сделали». Что было на все сие господину директору ответствовать? Он стал в пень и не знал, что сказать и ответствовать: ибо и действительно сказать было нечего, а показать и того меньше… И кончил государь разговор сей тем, что сказал: «Поэтому и все вы ничего не делали и не делаете, так на что же вы? И зачем же вам и быть?» Из сего стали тотчас заключать, что директоры уничтожаются, и молва о сем рассеялась тотчас повсюду… Должность «директора по экономии» была упразднена 31 декабря 1796 года».

«Известно уже, что государь еще в самый первый день своего правления, — пишет Болотов далее, — переменил дворцового хозяина или бывшего обер-гофмаршала князя Барятинского и, откинув его как негоднейшего из всех придворных, определил на его место человека, о котором можно смело надеяться, что не украдет он ни полушки, а именно — графа Николая Петровича Шереметева. О сем носился в народе следующим любопытный анекдот: говорили, что как прошло уже недели две или три после вступления его в сию должность, то спросил некогда его государь: каково идут его дела? «Худо, — отвечал сей прямо, — сколько ни истребить все беспредельное и бесстыднейшее воровство и сколько ни прилагаю всех моих стараний о истреблении всех злоупотреблений, вкравшихся во все дворцовые должности, не могу сладить! И все старания мои как-то ни ползут, ни едут». — «Ну так надень, Николай Петрович, шпоры, так и поедут поскорей!» — сказал Государь и, рассмеявшись, пошел прочь. А сего словечка и довольно уже было к побуждению г. Шереметева к употреблению множайшей строгости с придворными ворами и бесстыднейшими расхитителями; и ему действительно в короткое время удалось когда не совсем разрушить, так по крайней мере уменьшить сие зло, достигшее до высочайшей уже степени, и довести его до того, что расходов стало несравненно меньше расходиться».

«Государь заводит особливый порядок в отношении приезжих в столицу, чтобы облегчить им хлопоты в государственных учреждениях, — продолжает Болотов. — Он приказал узнавать цель их приезда и объявлять, что буде они чрез две недели не получат решения и не будут в просьбах своих вдовольствованы, то приходили б к одному из государевых адъютантов и о том объявляли. А сей долженствовал уже их представлять к самому государю, а дабы и в том не могло быть беспорядка, то всем сим адъютантам разрешены разные должности и сорты дел, по которым всякий должен был докладывать, а чтобы знал о том и приезжий, то полицейский чиновник сказывал бы ему и то, к которому именно из государевых адъютантов должен он будет тогда адресоваться. Иных же из числа чиновничейших приезжих велено было тотчас же доставлять к самому цесаревичу Александру Павловичу, а сей всех тех, кто желал бы видеть государя или имел до него нужду, представлять тотчас монарху. Нельзя довольно изобразить, какие хорошие действия помогло произвести сие благодетельное учреждение и сколь многих судей побудит к скорейшему разбирательству и решению дел и тяжбам».