Император Сухоруков

— Меня зовут Шоануапе. Я торговец из славного города Цинцунцанна… — здесь незнакомец слегка замялся и покосился на Серого, что каменным изваянием стоял за моим плечом. — Я нередко плаваю мимо Излучного по торговым делам… И, мне кажется, в селении… какие-то проблемы?

Ты посмотри, какой дипломат! Не понимает, кто кого и за что тут покромсал — и старательно избегает «оценочных суждений».

— Ты хочешь узнать, почтенный, что случилось с местным имачатой, и кто теперь тут… «принимает гостей»? — улыбнулся я. — Не волнуйся, я всё тебе объясню. Иттануака мертв. В Излучном находятся войска владыки всех четлан.

Вот так и сказал: «войска». И владыка «всех четлан». Пусть знает и другим расскажет.

Брови торговца взлетели вверх. Я в какой-то статье читал, что это самое рефлекторное мимическое движение лица у человека. Его трудно контролировать. Вот и почтенный Шоануапе не сдержался. Оглядел меня по-новому и вдруг изогнулся в каком-то незнакомом поклоне.

— Владыка!

Нет, мы не были знакомы, но моя правая рука очевиднее паспорта в развернутом виде. А торговец явно в курсе нашей местной политической жизни.

Я велел Шоанупе разогнуться и продолжить беседу.

— Прости меня, владыка, — заискивающе начал тот. — Но что же случилось такого, что местный имачата прогневал тебя?

— Зарвался имачата, — мне упорно не хотелось поддерживать куртуазный стиль, заданный собеседником. — Оскорбил владыку прилюдно и бросил ему вызов на поединок.

— Его за это казнили?

— Я был милостив. И лишил Иттануаку жизни самолично. Дал ему умереть воином.

Пауза затянулась. Я вглядывался в мелкие глаза Шоануапе, пытался заметить в них сомнение, неверие — но не углядел. Купец собрался и контролировал себя отлично.

— Крайне прискорбно, что Иттануака стал жертвой козней злых духов, — наконец, заговорил он, тщательно выверяя каждое слово. — Я счастлив слышать, что мудрый владыка восстановил справедливость… Но… Я купец, много где бываю, много чего слышу. И пусть твоя мудрость, владыка, прислушается к словам бедного торговца: опасно, очень опасно тебе идти дальше. Особенно, опасно пытаться установить свою власть в Черном Урочище.

И Шоануапе опустил взгляд в землю перед собой. Мол, всё сказано.

Что ж, сказано очень красноречиво. Мне только что указали мое место. Захват Излучного приняли — «восстановил справедливость». Ну, а как иначе, если я был прав по всем местным законам: писанным и неписанным. А вот дальше лезть запретили. По Великой жило немало четлан. Но я не имею право заявлять свою власть над ними. Особенно, над Черным Урочищем, о котором я уже кое-что слышал. Богатое место вниз по реке, где сидит имачата, чьи силы и богатства сопоставимы с моими.

Кто запретил? Тут тоже понятно. Торговец сам сказал, что живет в Цинцунцанне. А это столица неких пурепеча, о которых мне рассказывал купец-куитлатек. Сильный могучий народ, который некогда разгромил в пух и прах тех самых куитлатеков. Пурепеча захватили всю Великую до самого моря. Потом они разбили неведомых теночков. О последних мой информатор говорил, как об очень сильных воинах. Но и те проиграли войску пурепеча. Вот эти ребята мне и запрещают объединять четланский народ.

Непростой товарищ этот Шоануапе. Только услышал про смерть Носача и здесь, на месте, сформулировал позицию всего своего народа. Большие полномочия.

— Я услышал тебя, — сухо бросил я купцу, продолжавшему молчать.

Тот снова поклонился.

— Владыка, я так понимаю, что сегодня в Излучном не очень уместно вести торг. Дозволишь ли ты нам продолжить путь к морю?

— Конечно, почтенный. Ты свободен плыть куда угодно.

Расписная лодка не медлила. Едва Шоануапе забрался на борт, гребцы столкнули судно на глубокую воду, и оно бодро пошло вниз по течению. А я внезапно почувствовал всю усталость, что накопилась во мне за последние дни.

— Вапачиро, оставь меня ненадолго.

Телохранитель вопросительно взглянул на меня, но я был непреклонен. Южанин отошел шагов на тридцать, однако оттуда всё равно внимательно следил за мной. Я же подошел к самой воде и уселся на небольшую глинистую кочку. Холодная вода игриво касалась моих сандалий, но я не обращал на нее внимание.

— Чего грустишь, победитель? — басок нупогодишного волка был очень тихим, но ясно различимым.

Я вздрогнул.

— Бог? Ты?

— Ну, а кто же еще?! Кто поздравит тебя с победой, как не старый добрый Желтый Червяк? — глумился голос. — Я думал, он тут ликует, а мой карманный император сидит и сплинирует на романтичном фоне.

— Чего веселиться-то? — вздохнул я. — Слышал же, что этот пурепечка мне заявил! Вылез головастик из маленькой лужи в озеро — а тут такие щуки!

— И что с того? Щуки — это еще не значит, что тебя должны съесть. Вообще-то, пару дней назад тебя должны были либо убить, либо в официальные дурачки записать. Забыл что ли? А что у нас сегодня? А сегодня у нас успех и победа! И даже щуки вынуждены были тебя заметить и шляпу приподнять.

— Да лучше бы не заметили, — вздохнул я.

— Предпочел бы копошиться в грязи пересыхающей лужи? — хмыкнул Червяк. — Что-то сомневаюсь.