Император Сухоруков

— Теперь-то, — проданный улыбнулся, тыкая пальцем в повязку. — Грех жаловаться! К лагерю прибились несколько оцколи — они охотники, так что у нас и мясо бывает.

Я был рад, что у Хвоста всё получается. Хоть, я его и заинструктировал до потери сознания, но немного сомневался в лидерских талантах своего друга. Похоже, зря. Бывший стражник неплохо справляется уже, наверное, с почти сотней работников. Все поставленные мной задачи реализует. Вот бревна подошли. И участки расчищаются. В горах всё идет по плану.

Успокоившись, я направился во дворец. Рядом с паланкином шел Вапачиро, загруженный по самое не хочу. Я косился на его арсенал: два маленьких щита, связка разных копий, какие-то дубинки, булавы, несколько ножей в расшитых ножнах. Маки не было, зато я разглядел искусно вырезанный камень на ремне — что-то вроде кистеня. Наконечники, лезвия были из обсидиана и другого, более светлого камня — наверное, кремня. На поясе, в специальной петле висел топор с непривычно длинной рукояткой и полированной боевой частью — довольно редкое оружие в наших местах. Полировать камень намного дольше, но такое оружие долговечнее и лучше защищено от сколов. Мой наемник, наверное, мог бы вооружить десяток четлан своим оружием!

Разместил я Вапачиро в бывшей комнате Хвоста. Пока только такой дом. Но воин был не в претензии. Он лишь коротко поинтересовался: какие у него повседневные обязанности. Я пояснил: сопровождать меня на всех выходах, встречах и так далее. Плюс велел ему налечь на изучение четланского языка. Даже думал поручить это Ннаке, горец за какой-то месяц почти полностью избавился от своего оцкольского диалекта! И уже говорил гораздо лучше меня. Но все-таки порою он вворачивал свои словечки, так что пока уроки четланского я поручу няньке. И вообще, общение с этой доброй женщиной должно помочь южанину почувствовать себя уютнее.

— Вапачиро! — окликнул я наемника, когда тот более-менее обустроился на новом месте. — Я видел, как великолепно ты умеешь сражаться… Не только в поединке, но и в игре с пером. Можешь ты поучить моих стражей своему искусству?

— Нет, — качнул головой воин, даже толком не дослушав меня.

Потом подумал, что был излишне резок, и решил пояснить.

— Не хотеть — нет. Не мочь. Искусство боя — это весь жизнь. Каждый день: как открыть глаз до закрыть глаз. Каждый шаг, каждый взгляд — учеба убить. Можно учить один-два удар. Можно. Но искусство боя — нет. Это надо жить. С такой, — Вапачиро показал рукой высоту ниже пояса, видимо, намекая на детский возраст.

— Твой воин знать удар. Знать дышать. Они учить нечего.

— А меня? — с волнением спросил я. Я — увечный калека с одной рукой.

— Твой? — задумался Вапачиро. — Твой не такой как все. Надо думать. Мой подумать.

И воин по-доброму улыбнулся.

Вечером ко мне заглянул Ннака: отчитаться о том, как пристроили бревна, подвести баланс по запасам волокна агавы. Оцколи с моей подачи уже наловчился записывать на лоскуте числа: точка — единица, черта — пятерка. Складывал и вычитал в пределах четырехсот он неплохо. Четыреста у индейцев самое круглое число — двадцать двадцаток. Вроде сотни или тысячи для нас, выросших в десятеричной системе.

Горец озвучивал свои исчисления, но сегодня он был слегка не в себе, как-то нервничал. У него прям чесалось где-то.

— Ну, что не так? — наконец, не выдержал я.

— Володыко, прости! — смущенно начал. — Но откудова ты того воина раздобыл?

— Он у купца служил. А я позвал его служить мне.

— То ведомо. А како так вышло, что ты про него пройзнав?

Интерес Мяса меня смутил. Но я все-таки рассказал ему всю историю знакомства с Вапачиро. Промолчал лишь про свои догадки о том, что купец был куитлатеком и, похоже, он занимался какой-то тайной экстремистской деятельностью: мутил мятеж родного племени против неведомых кровожадных теночков. Ннака слушал и хмурился.

— Много совпадений, — покачал он головой. — Володыко, ссора случилась ровно под твоими окнами и была она такой, чтобы чужак мог показать себя. И с пером он будто хвастовался. И согласился остаться, хотя, ничего о тебе не знает. Разве так делается?

— Ты себя вспомни!

— Я был связуемый пленник и спасал шкуру! — улыбнулся Ннака. — А он, ровно сам тебя к нужному подвел.

— Считаешь, он всё подстроил специально?

— Не ведаю, володыко, — пожал плечами горец. — Больно хитро выходит, если то так. Но и на случайность непохоже.

— Да зачем ему это?

— О! — воздел Мясо палец. — Головной вопрос! Знавать бы ответ — то всё ж ясно было б.

В общем, намутил воды мой горец и ушел. Как обычно. Что его так взволновало? Что теперь мне спать мешает? Стал я к Вапачиро приглядываться, расспрашивать его о прошлом, о тех местах, где он бывал. Южанин отвечал, не таясь, правда, коротко. Лишь о родине своей говорить не хотел. Службу нёс исправно, ходил со мной на все приемы, на ферму тапировую, к храму провожал — и так далее. Правда, проявить себя ему не довелось: никто не пытался пустить Недоноску кровушку. Ну, а что: ведь все вокруг думают, что дела идут, как запланировано. Я вот тоже так думаю. И только время покажет, кто ошибается.