Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика

Кроме того, захват северо-запада Пиренейского полуострова имел солидное «экономическое обоснование»: на этой территории находились богатые золотые рудники (в римское время там разрабатывалось 57 шахт).[80] Таким образом, покорение последней свободной территории Испании должно было в какой-то степени окупить военные расходы и финансировать дальнейшие мероприятия такого рода, если бы они последовали.

К началу кампании в Испании был сконцентрирован мощный военный кулак: минимум шесть легионов, дополненных вспомогательными войсками, специальными подразделениями и флотом.[81] После прибытия Августа к армии римские войска тремя колоннами вторглись в страну кантабров.[82] В Бискайском заливе оперировал мощный флот, высадивший десанты в тылу защитников Кантабрии.[83] Уверенность римлян в быстром и полном успехе была абсолютной, не случайно Флор сравнивает эту кампанию с охотничьей облавой.

Однако, против всех ожиданий, легкой военной прогулки не получилось: Август, руководивший центральным корпусом армии вторжения, столкнулся со множеством летучих отрядов легкой пехоты противника, которые нападали на римлян из засад, наносили им чувствительный урон и вновь исчезали в родных горах (То Cass. LIII. 25. 5–6).

В результате постоянного нервного и физического перенапряжения незадачливый завоеватель, к личности которого «дикари» явно не испытывали должного почтения, заболел и покинул театр военных действий, обосновавшись в Тарраконе.[84] Последняя попытка принцепса проявить себя на поле брани закончилась постыдным фиаско — кантабры слишком дорого продавали державному покупателю свою свободу.[85]

Впрочем, у Августа хватило опыта и здравого смысла, чтобы передать руководство войной своим легатам и не вмешиваться в их распоряжения.[86] Результаты не замедлили сказаться: кантабры были разбиты Гаем Антистием, которому Август сдал непосредственное командование центральной колонной.[87] Тем не менее война растянулась на два года, пока не пала последняя твердыня кантабров, большинство защитников которой покончило с собой, чтобы не сдаваться в плен.[88]

Основные события войны с астурами приходятся на 25 г. до н. э. О ходе боевых действий имеется восходящая к Титу Ливию краткая информация Флора и Орозия.[89] Из нее очевидно, что первоначально инициатива принадлежала астурам. Их план боевых действий предусматривал одновременное нападение на трех легатов, которые со своими войсками, очевидно, должны были действовать по тому же шаблону, что и их коллеги в Кантабрии.

Римские источники не скрывают того, что дерзкий план астуров имел много шансов на успех, если бы не предательство. Наместник Лузитании Тит Каризий, узнав о намерениях аборигенов, успел нанести упреждающий удар, когда их войска уже были на марше. Разгромив главные силы противника, римский командующий перешел к последовательному уничтожению их крепостей, сильнейшей из которых была Ланция. В конце концов сопротивление астуров было подавлено, но победа дорого обошлась римлянам.

Август придавал Испанской войне исключительное значение: дорого стоившая Риму и, как вскоре оказалось, эфемерная победа была представлена всему цивилизованному миру как нечто из ряда вон выходящее (Vell. 11.90.4). У принцепса, правда, хватило такта, чтобы отказаться от декретированного ему триумфа, но зато было торжественно объявлено об окончании войн по всему «земному кругу», и храм Януса закрылся уже вторично после гражданских войн.[90]

Продолжительное пребывание Августа в Испании показывает, что он явно не торопился в Рим. Видимо, в данном случае недалек от истины Г. Ферреро, полагавший, что император намеревался в окружении верных ему легионов (примечательно, что три из них получили в Испании почетное наименование Augusta) выждать, как будет функционировать новый государственный механизм, оформление которого еще не закончилось.[91]

Испанская война стала важным этапом формирования внешнеполитической концепции Августа. Надо отметить, что в отечественной науке внешняя политика первого принцепса чаще всего характеризуется как очень осторожная и довольно миролюбивая.[92] Нельзя сказать, что эта точка зрения отличается новизной: довольно давно Август был объявлен не более и не менее как «античным миротворцем».[93] Миролюбие основателя Римской империи традиционно подчеркивается в немецкой историографии.[94]

С другой стороны, в новейшей историографии представлен и совершенно иной взгляд на внешнюю политику наследника Цезаря; согласно этому мнению, для экономики молодой Римской империи внешнеполитическая экспансия была безусловной необходимостью, и, хотя это выглядит парадоксальным, «миротворец» Август в действительности был крупнейшим за всю римскую историю завоевателем.[95] Анализ внешней политики первого принцепса убеждает в справедливости именно этой точки зрения.