Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика

Противостоял римлянам тот же противник, что и в кампании предыдущего года — хатты, свевы и херуски. Последние находились на направлении главного удара, и их покорение должно было ознаменовать торжество Рима на всей территории Германии.

Военные действия 9 г. до н. э. носили, как подчеркивает Дион Кассий, исключительно ожесточенный характер и сопровождались большими потерями с обеих сторон; Друз, сея на своем пути смерть и разрушения (πάντα πορνών), продвигался все дальше на восток (Dio Cass. LV. 1.2). Однако, хотя свевы подчинились Риму, херуски, как полагает Д. Тимпе, уклонились от решающего столкновения, и Друз безрезультатно преследовал их до самой Эльбы. i Отказавшись по какой-то причине[317] от форсирования реки, он двинулся назад к Рейну. По пути молодой полководец очень неудачно упал с лошади: результатом был сложный перелом бедра и, очевидно, гангрена, которая послужила причиной смерти.[318]

Причина прекращения победоносного марша Друза на восток интриговала античных авторов и продолжает занимать современных исследователей. У античных историков объяснение этого факта облечено в мифологическую форму. По словам Светония, Друзу явился «призрак женщины-варварки, более величественный, чем свойственно человеку, и на латинском языке запретил победителю продвигаться далее вперед» (Suet. Claud. 1. 2). Дион Кассий сообщает, что «ему явилась некая женщина, более величественная, чем свойственно человеческой природе, и сказала: “Куда же ты спешишь, ненасытный Друз? Не суждено тебе познать абсолютно все. Но уходи — ведь уже близится конец твоим подвигам и самой жизни”» (Dio Cass. LV. 1.3).

Это явление римскому полководцу чужеземного божества не раз было предметом рассмотрения в научной литературе.[319] По мнению Д. Тимпе, в трактовке окончания похода Друза отчетливо прослеживается уподобление молодого римского военачальника Александру Македонскому: здесь и воздвигнутый в знак завершения похода трофей на берегу Эльбы (наподобие алтарей на Гифасисе), и употребление в обращении загадочной женщины к Друзу определения ακόρεστος («ненасытный») — типичного для исторической традиции, негативно оценивающей Александра. По мнению исследователя, «контекст и слова не оставляют никакого сомнения в критическом, порицающем смысле избранной параллели. Таким образом, Друз является ненасытным завоевателем, которому присуще опасное отсутствие такой добродетели, как чувство меры; юным героем, ранняя и внезапная кончина которого на вершине успеха явно выдавала роковое внутреннее сходство с македонским царем».[320] Эта мысль Д. Тимпе, безусловно, справедлива, и к его подбору системы аналогий Друз — Александр можно добавить примечательно και γάρ σοι («ведь и у тебя») оригинала в обращении к Друзу загадочного призрака. Можно согласиться с германским коллегой и в том, что мнение о «ненасытности» Друза сложилось в историографии в годы принципата Тиберия, будучи экстраполяцией на уже далекие годы начала германских войн неодобрительного отношения принцепса к действиям Германика.[321] Римское общественное мнение, напротив, смотрело на Друза и его старшего сына совсем по-иному; трагический смысл сходству Друза с македонским завоевателем придает не молодость римского «двойника» Александра, не блестящие достижения и популярность, а неожиданная смерть на вершине военного счастья и славы. Печальная участь Друза и его фамилии дала основание для горького замечания Тацита о том, что «недолговечны и несчастливы любимцы римского народа».[322]

Обосновывая решение Друза отказаться от форсирования Эльбы, Д. Тимпе полагает, что к прекращению похода римского командующего могли побудить позиция армии и мнение штаба: войска не хотели воевать на краю света, а военные специалисты считали продолжение кампании, непростительным легкомыслием.[323] Однако эта гипотеза не подтверждена вескими доказательствами, и думается, что не следует преувеличивать как степень самостоятельности Друза в его планах и действиях, так и его влияние на Августа.[324] В настоящее время следует решительно отказаться от устаревшего взгляда на политику первого принцепса, согласно которому Август отличался лишь осторожностью, медлительностью да осмотрительностью: как справедливо заметил П. Брант, человека, который в девятнадцать лет дерзнул включиться в борьбу за единоличную власть, а в тридцать два добился ее, можно упрекнуть в чем угодно, но только не в недостатке решительности и отваги.[325]

Император был не из тех людей, что легко поддаются чьему бы то ни было влиянию, и можно не сомневаться, что Друз должен был действовать в соответствии с планами Августа, а не наоборот. Косвенным, но, думается, надежным свидетельством тому являются ежегодные, по завершении каждой военной кампании, возвращения Друза в Рим, где Август, несомненно, принимал у него отчеты, снабжал инструкциями на предстоявший сезон.[326]