Я облизываю пересохшие губы и киваю. Малаки матерится.
— Эта информация может привести тебя к гибели… да и меня. — Или это может его озолотить. И не только его, любого другого брата… кроме своих собратьев, они все любят только деньги. Малаки трет лицо загорелой рукой. - Боги. — Он тянется за кинжалом.
Моя сила шевелится, когда я смотрю на лезвие. Вот почему мать научила меня держать чертовы секреты при себе.
Но вместо того, чтобы напасть, Малаки прижимает другую руку к кинжалу и проводит лезвием по ладони. Запах крови немедленно наполняет воздух. Дебри Мемноса замирают. Сжав кровоточащую руку, Малаки позволяет багровой жидкости капать на землю и пристально смотрит на меня.
— Клянусь бессмертными богами, что твой секрет не покинет моего рта, пока ты не попросишь обратного.
Воздух переливается магией, а затем взрывается, втягиваясь в открытую рану Малаки, и связывает его с клятвой.
Чтобы вернуть способность говорить у меня уходит пара секунд.
— Почему? — потрясенно, спрашиваю я.
Он вытаскивает из кармана платок и прижимает к ране.
— Кроме того, что ты мой друг? — интересуется он, как если этого достаточно и смотрит на меня. — Ты когда-нибудь задумывался над тем, что ты, возможно, не единственный человек, желающий смерти Королю Ночи? — он запихивает платок в карман. — Король-тиран испоганил жизнь не только тебе. — Я смотрю в лицо Малаки, гадая, чем отец заслужил гнев моего друга. — Юрион, или как там тебя зовут, я не собираюсь сдавать тебя королю, — говорит он. — И хочу, чтобы ты исполнил слова этой женщины и убил Короля Ночи, а я помогу.
Глава 5
Воюйте, а не любите
— Пока что это твоя самая глупая идея, — говорит Малаки, когда мы приземляемся в Сомнии. Я складываю замаскированные крылья и оглядываю столицу Царства Ночи. Малаки гримасничает, когда солдат ночи проходит мимо. — Мы шмонаем этих парней, а не присоединяемся к ним.
Это правда. С годами королевская гвардия стала мишенью для Ангелов Тихой Смерти. Если мы не покончим с ними полностью, нам придется либо покупать информацию у перебежчиков, либо добывать ее у верноподданных.
— Я не планирую охранять королевский мир, — я произношу последние слова с издевкой.
Прямо сейчас король ищет не солдат, готовых сжигать деревни, в которых живут предатели, а хочет, чтобы фейри охотно отдавали жизни, дабы Царство Ночи могло занять еще больше территорий.
— Как насчет твоего лица? — интересуется Малаки.
Он имеет в виду мое поразительное сходство с королем.
— Ты никогда не замечал сходства, пока не узнал, кто я, — возражаю, глядя на улицу. Фейри суетливо носятся, пытаясь казаться кем-то значимым.
— Да, но я не наблюдательный, — говорит Малаки. — Эти люди не такие.
Действительно, здесь есть те, кто чаще видел короля, чем себя, но дело в том, что никто не подозревает о моем существовании. По общему убеждения Галлеагар Никс последний в своем роду. И хотя отец все же знает о моем существовании, не сделал это достоянием общественности.
— А татуировки? продолжает настаивать Малаки.
Я взвожу глаза к небу.
— Теперь ты беспокоишься о чернилах? — Фактически Ангелы Тихой Смерти одурачили короля пару раз, но рукав татуировок вряд ли как-то свяжет их с ними.
Малаки издает гортанный звук.
— Порядочные фейри не пачкают кожу татуировками.
Я поднимаю брови.
— Ты встречал порядочного фейри?
Он фыркает.
— Да, ты достиг в этом успеха.
Мы идем вверх по склону к центру острова. Дворец возвышается над торговыми лавками. Я хмурюсь на здание, а моя магия начинает гудеть. Галлеагар, ответственный за убийство, может прямо сейчас находиться там. С каждым днем, который я позволяю ему прожить, умирает все больше фейри. Некоторые погибают на поле боя, ведя бессмысленную войну. Другие — потому что налоги короля высасывают из них жизнь. И еще есть такие, как моя мать, как я, чье существование оскорбление для Галлеагара.
— Уверен? — спрашивает Малаки, вырывая меня из мыслей. Я киваю, все еще хмурясь. Сегодня лишь в этом я уверен. Он вздыхает.
— Ты не обязан идти со мной, — говорю я.
Малаки говорит тише:
— Ага, и позволить тебе самому разобраться с королем.
Я смотрю на друга. Его преданность нельзя купить, но каким-то образом она у меня есть.
Мое внимание переходит от Малаки на аукционера, выкрикивающего цифры. Впереди собралась толпа. За ними на помосте стоит почти дюжина закованных в цепи людей. Я застываю при виде их. Обычно, я как-то это исправляю: в хорошие дни просто позволяю своей тьме разорвать цепи рабов; в плохие — рабовладельцы платят жизнями.
— Юрион, — предупреждает Малаки, зовя меня фальшивым именем, — если ты сделаешь что-нибудь сейчас, нам придется уйти.
Освобождение рабов привлечет внимание…
Я стискиваю зубы и, скрепя сердцем, продолжаю идти по улице. Внутри все горит.
Я не могу спасти всех.
— Можем не делать это сегодня, — говорит Малаки. — Ты мог бы освободить тех рабов, бежать отсюда и путешествовать по царствам в поисках ее. — Не нужно уточнять, о ком он говорит. Моя смертная пара.
— Я не хочу влюбляться, — говорю я.