Император вынимает меч

Ли Сы низко, до самой земли поклонился. В ответ император покосился на визитера и моргнул, не прерывая занятия.

— С чем пришел, голова?

— Прошу повелителя меня выслушать.

— Говори! Говори! — Ши Хуан махнул рукой. Прыщ не сдавался, и это сердило императора. — Что еще? Плохие предзнаменования? На востоке появился Чэн-син?[51]

— Нет, повелитель, Чэн-син на своем месте, к тому же на востоке пока нет наших армий.

Ши-хуан засмеялся.

— Это ты точно сказал — пока! Что тогда?

— Я хочу предупредить повелителя.

Император бросил на советника взгляд исподлобья.

— Что? Заговор? Кто?

Ли Сы, успокаивающе сложив на груди руки, отвесил поклон.

— Нет, повелитель. Народ спокоен и боготворит Бися. Мои опасения вызывает другое.

Советник сделал паузу. Император насторожился еще больше.

— Что же тебя беспокоит?

— Стена против варваров, повелитель.

Ши-хуан соорудил неопределенную гримасу, сделавшись похожим на шакала.

— Что же, по-твоему, она коротка или низка?

— Нет, мой господин, она слишком велика для Поднебесной.

— Как тебя понимать?

Император грозно сдвинул брови и посмотрел на стоявшего за спиной Ли Сы евнуха; тот, изобразив недоумение, пожал плечами.

— Государь! — решительно начал Ли Сы. — Помыслы Солнцеликого столь же непостижимы, как начертания Неба. Мне трудно понять, что замыслил Бися против северных варваров, силы Инь, Тьмы. Они враждебны нам, но в последние годы они ни разу не нападали на наши поля, не подступали к стенам наших городов. Они боятся одного твоего взора. Ты же, Бися, надумал покорить их. Добро б, Бися замыслил завоевать имущество южных племен, соседствующих с землями Чу. Мы приобрели бы тогда слоновью кость, рога и шкуры носорогов, драгоценные перья редких птиц. Но что могут дать нам злобные хунны, чье имущество заключается лишь в лошадях, негодных ни для латников, ни для колесниц повелителя, да грубых кошмах, достойных разве что низких рабов! К чему нам власть над этим никчемным народом, лживым и непостоянным? Зачем тратить труд десяти коней на вспашку низины, какая принесет лишь горсти зерна? Я хочу…

— А с чего ты решил, что я собираюсь воевать с северными варварами? — перебил советника император.

— Но разве стена…

— Стена есть свидетельство моего миролюбия, свидетельство того, что я не хочу воевать с ними. Если бы я хотел войны, я призвал бы к себе Мэн Тяня и поручил бы ему сформировать полки, направляющиеся в степь. Разве я говорил об этом?

— Нет, повелитель.

— Разве я хочу войны? — Ши-хуан не дождался ответа и протянул: — Нет… Я не хочу. Я не люблю степь. Там садится солнце, там Смерть. — По лицу императора пробежала мрачная тень. — Я не хочу Смерти. Мы должны отгородиться от нее. Мы построим стену, и Поднебесная будет избавлена от Смерти.

Ли Сы знал о том ужасе, какой испытывает Тянь-цзы, размышляя о собственной смерти. Потому он не стал спорить, а просто сказал.

— Государь, би чжу только-только стали досыта есть, купцы едва наполнили кошели серебром, нужным им для торговли, ремесленники едва накопили припасы для производства одежды, обуви, оружия и земляных орудий. Мы разорим их, если начнем строить стену.

— Разорим?

Ши-хуан вопросительно посмотрел на евнуха Чжао Гао. Тот, подумав, кивнул. Лицо императора стало кислым, плаксивым.

Нет, они, его верные слуги не желали, не могли понять, что стена была лишь следствием страха — великого страха императора перед Смертью. Не желали…

Нервно комкая тонкий шелк, прикрывающий чахлую грудь, Ши-хуан закричал:

— Мы будем строить эту стену, чего бы это нам не стоило! Я так хочу! Я!

— Да будет так, повелитель! — поспешно закричал Чжао Гао. Низко кланяясь, он увлек за собой Ли Сы, не позволив тому вымолвить больше ни слова.

Тем же вечером гонец доставил донесение от Мэн Тяня, сообщавшего, что варвары прорвались через Великую стену и, преследуя отступающую пограничную армию, рассеялись по долинам бывшего княжества Чжао.

Император Ши-хуан больше не ликовал. Ли Сы больше не улыбался. Мириады черноголовых оставляли свои жилища и спасались бегством под укрытие стен городов. Эпоха невиданного расцвета Поднебесной близилась к концу…

7.3

Сардон — никчемный кусок земли к западу от Тиррении. Островок давно обжит людьми, но все еще дик и неустроен. Плодородные почвы здесь нередки, но земля возделывается дурно и добрых урожаев почти не дает. Кроме того, здешние горы кишат дикарями, прозываемыми диасгебами. Некогда эти дикари населяли весь остров, но со временем были оттеснены с равнин переселенцами и укрылись на горных вершинах, откуда совершают набеги на земледельцев. Еще дикари охотятся на мусмонов,[52] диких коз, чьими шкурами торгуют с жителями равнин, когда не совершают набеги. Шкуры этих коз — главное богатство острова.

Что еще? Местность здесь нездорова: воздух тяжелый, вода дурная: люди часто болеют всякими лихорадками. Чтобы не заболеть, нужно пить несмешанное вино — много вина: только так убережешься от заразы. Вот Квинт Муций, явившийся на смену Авлу Корнелию, не следовал этому совету и слег, страдая от жара и поноса. Не вовремя слег, ибо неспокойно стало на острове. Неспокойно…