Полёт был стремительным и недолгим. Приземление — болезненным. Зубы клацнули так, что не удивлюсь, если они раздробились. Во рту появился привкус крови. Правую ногу пронзила волна боли. В глазах потемнело, и я провалилась в забытьё.
Пришла в себя под поскуливание лерирея. Кожа на лице горит от обжигающе палящего полуденного солнца, стоящего в зените, ладони саднит, желудок урчит от голода, пострадавшую ногу от малейшего движения пронзает боль.
Зашипев сквозь зубы, оглянулась по сторонам, решая, где бы укрыться от зноя. Увы, сейчас солнце было везде! И позднее, как я понимаю, тень появится с другой стороны дома, а туда ещё попасть как-то надо. Взглянула на ведущую в укрытие дверь, горько вздохнув. Вот понесло же меня на крышу после того, как я закрыла входные двери.
Влажный прохладный нос осторожно ткнулся мне в щёку, привлекая внимание.
Стоп. А я ведь… Я могу обернуться лериреей, и всё пройдёт!
Пожелала этого. Ничего. Подняла стёсанную в кровь ладошку к своему уху, коснулась, и застонала. Человек! Я человек!
И тут нагрянул целый шквал мыслей. Падение, не повредило ли оно ребенку? И Леонель, почему он не меняет ипостась?
Я взглянула на жалобно взирающего на меня лерирея. Точь-в-точь такой же как во сне. И репьяхи на месте и запутавшиеся в мехе ветки, и колтуны, будто он довольно долго не менял ипостась. Хм… И чтобы это значило?
Неужели магию потерял?
Вариантов, по сути, всего два. Или моё исчезновение с Раментайля и смена расы на человека, было распознано как смерть супруги, или… Или он исчерпал магический резерв и ему для обратного обращения нужна вязка. Вот только он женат, и ни с кем, кроме моей лериреи, сделать этого не может. А я… Я теперь не вельхора! Вот же.
Осторожно, стараясь не потревожить саднящей ладони, кончиками пальцев погладила лежащего рядом обессиленного самца. Тот приглушенно заурчал и легонько коснулся языком тыльной стороны моей ладони.
— Ничего, я человек, но мы справимся, — пообещала я, сама не понимая кого утешаю — его или себя?
Всё же мы переползли немного в сторону, и вскоре безжалостно палящее солнце перестало жалить кожу. Есть хотелось немилосердно. Пить — и того больше. Колодец вон, недалеко, рукой подать. Но лерирей даже будучи в полной силе, не сумел бы достать воды, ибо, как в тех мемах из соцсетей, у него лапки! А я… Я вообще сейчас неходячее недоразумение, ни на что не способное.
Вот и почему раса обратно не возвращается? Может, в этом мире опять какие-то проблемы с магией? И осветительные артефакты не зажигались, и Леонель ипостась сменить не может, и я остаюсь человеком вопреки всему.
Спросила об этом Леонеля, помня о том, что хоть говорить он и не в силах, но всё же мог показывать мне картинки и передавать эмоции, дотрагиваясь носом.
Зверёк подполз поближе и коснулся моей щеки.
Боги! Что ему пришлось пережить… Внутренние терзания оставим в стороне, о потере любимого я тоже горевала, зато я даже смутно не представляю, каково это — думать, что навечно оказался в звериной шкуре. А кроме этого были ещё и физиологические неудобства. Он же, как не крути, император, а в прошлом принц. Рядом всегда были те, кто позаботится: уберёт, приготовит. Даже в нечастых походных условиях. А сейчас, он впервые оказался один. Не способный охотиться — ведь прежде в этом не было необходимости. Питался какими-то сырыми грибами, которые попадались нечасто, лакал воду из луж и ручьёв. И так целую неделю!
А в последние дни он ещё и на Землю сунуться додумался. Межмировой портал его пропустил, а вот дальше… В общем, у Леонеля был шок, который усугубила ещё и встреча со сворой гуляющих «свадьбу» собак. Потрепали лерирея знатно. Едва ноги унёс. А потом, боясь возвращаться той же дорогой, долго плутал, почти отчаявшись отыскать путь обратно на Раментайль. Спас его мой запах, обнаруженный на одной из троп. По нему, как за путеводной звездой он и приплёлся в поселение. Ну а дальше я уже и сама всё знала.
Ответа на вопрос о магии, о моей расе, у него не было. Зато он показал свой прощальный разговор с Мэрионом, из которого стало ясно, что того стоит ждать в гости. Это радовало и обнадеживало. Я вовсе не была уверена, что мы сможем долго протянуть здесь — голодные, израненные, днём под палящим солнцем, ночью в холоде. А если опять непогода разыграется?
А ещё я узнала, как он оказался в таком вот бедственном положении — в шкурке лерирея. И о том, что мертвяки больше не бродят по ночам.
Остаток дня и вечера прошли в полубреду. И я и Леонель уже совершенно не способны были двигаться. Желудок выедал сам себе, во рту пересохло. Я лежала, думая о том, как всё глупо складывается. Вот угораздило же проклятому условию договора свершиться столь скоропалительно! И Леонель, будто специально, исчерпал свой магический резерв.