Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

Невозможно описать удивление, гнев и отчаяние бедного банкира. Полицмейстер дал ему четверть часа сроку, чтоб привести в порядок его дела. Судерланд тщетно умолял его позволить ему написать письмо императрице, чтоб прибегнуть к ее милосердию. Полицмейстер, наконец, однако со страхом, согласился, но, не смея нести его во дворец, взялся доставить его графу Брюсу. Граф сначала подумал, что полицмейстер помешался, и, приказав ему следовать за собою, немедленно поехал к императрице; входит к государыне и объясняет ей, в чем дело. Екатерина, услыхав этот странный рассказ, восклицает: «Боже мой! Какие страсти! Р. точно помешался! Граф, бегите скорее, сказать этому сумасшедшему, чтобы он сейчас поспешил утешить и освободить моего бедного банкира!»

Граф выходит и, отдав приказание, к удивлению своему видит, что императрица хохочет.

– Теперь, – говорит она, – я поняла причину этого забавного и странного случая: у меня была маленькая собачка, которую я очень любила; ее звали Судерландом, потому что я получила ее в подарок от банкира. Недавно она околела, и я приказала Р. сделать из нее чучелу, но видя, что он не решается, я рассердилась на него, приписав его отказ тому, что он из глупого тщеславия считает это поручение недостойным себя. Вот вам разрешение этой странной загадки.

(Л.-Ф. Сегюр)

Некто князь X., возвратившись из Парижа в Москву, отличался невоздержанностью языка и при всяком случае язвительно поносил Екатерину. Императрица велела сказать ему через фельдмаршала Салтыкова, что за таковые дерзости в Париже сажают в Бастилью, а у нас недавно резали язык, что, не будучи от природы жестока, она для такого бездельника, каков X., нрав свой менять не намерена, однако советует ему впредь быть осторожнее.

(А. Пушкин)

Обер-полицмейстер Н. И. Рылеев

В Петербурге появились стихи, оскорбительные для чести императрицы.

Обер-полицмейстер Рылеев по окончании своего доклада о делах донес императрице, что он перехватил бумагу, в которой один молодой человек поносит имя ее величества.

– Подайте мне бумагу, – сказала она.

– Не могу, государыня, в ней такие выражения, которые и меня приводят в краску.

– Подайте, говорю я, чего не может читать женщина, должна читать императрица.

Развернула, читает бумагу, румянец выступает на ее лице, она ходит по зале, засучивает рукава (это было обыкновенное ее движение в раздраженном состоянии), и гнев ее постепенно разгорается.

– Меня ли, ничтожный, дерзает так оскорблять? Разве он не знает, что его ждет, если я предам его власти законов?

Она продолжала ходить и говорить подобным образом, наконец утихла. Рылеев осмелился прервать молчание:

– Какое будет решение вашего величества?

– Вот мое решение, – сказала она и бросила бумагу в огонь.

(«Исторические рассказы…»)

* * *

Императрица Екатерина, отъезжая в Царское Село и опасаясь какого-нибудь беспокойства в столице, приказала Рылееву, чтобы он в случае чего-нибудь неожиданного явился тотчас в Царское с докладом. Вдруг ночью прискакивает Рылеев, вбегает к Марье Саввишне Перекусихиной и требует, чтобы она разбудила императрицу; та не решается и требует, чтобы он ей рассказал, в чем дело. Рылеев отвечает, что не обязан ей рассказывать дел государственных. Будят императрицу, зовут Рылеева в спальню, и он докладывает о случившемся в одной из отдаленных улиц Петербурга пожаре, причем сгорело три мещанских дома в тысячу, в пятьсот и в двести рублей. Екатерина усмехнулась и сказала: «Как вы глупы, идите и не мешайте мне спать».

(РА, 1904. Вып. III)

Статс-секретарь Д. П. Трощинский

Д. П. Трощинский, бывший правитель канцелярии графа Безбородко, отличный, умный чиновник, но тогда еще бедный, во время болезни своего начальника удостаивался чести ходить с докладными бумагами к императрице.

Екатерина, видя его способности и довольная постоянным его усердием к службе, однажды по окончании доклада сказала ему:

– Я довольна вашею службою и хотела бы сделать вам что-нибудь приятное; но чтобы мне не ошибиться в этом, скажите, пожалуйста, чего бы вы желали?

Обрадованный вниманием монархини, Трощинский отвечал с некоторым смущением:

– Ваше величество, в Малороссии продается хутор, смежный с моим, мне хотелось бы его купить, да не на что. Так если милость ваша будет…

– Очень рада, очень рада!.. А что за него просят?

– Шестнадцать тысяч, государыня.

Екатерина взяла лист белой бумаги, написала несколько строк, сложила и отдала ему. Трощинский пролепетал какую-то благодарность, поклонился и вышел. Но, вышедши, развернул бумагу и к величайшему изумлению своему прочитал: «Купить в Малороссии такой-то хутор в собственность г. Трощинского и присоединить к нему триста душ из казенных смежных крестьян». Пораженный такой нечаянностью и, так сказать, одурелый Трощинский без доклада толкнулся в двери к Екатерине.

– Ваше величество, это чересчур много; мне неприличны такие награды, какими вы удостаиваете своих приближенных. Что скажут Орловы, Зубовы?..