Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

Между другими в эрмитажные собрания являлся один придворный, который, бывало, что ни скажет, все невпопад, или солжет. Неуклюжий казначей беспрестанно подходил к нему с ящиком, и этот враль почти один наполнял ящик деньгами. Раз, когда при императрице остались немногие, самые приближенные, Безбородко сказал:

– Матушка-государыня, этого господина не надо бы пускать в Эрмитаж, а то он скоро совсем разорится.

– Пусть приезжает, – возразила императрица, – мне дороги такие люди; после твоих докладов и после докладов твоих товарищей я имею надобность в отдыхе; мне приятно изредка послушать и вранье.

– О, матушка-императрица, – сказал Безбородко, – если тебе это приятно, то пожалуй к нам в первый департамент правительствующего Сената: там то ли ты услышишь!

(РС, 1874. Т. Х)

* * *

Императрица Екатерина II поручила однажды канцлеру князю Александру Андреевичу Безбородко написать и представить ей назавтра указ, довольно важный и требовавший глубоких соображений. Срок был короток, обстоятельства не терпели отлагательств, но Безбородко, занятый, вероятно, другими спешными делами, забыл приказание императрицы и явился к ней на следующий день, не исполнив поручения.

– Готов ли указ? – спросила его Екатерина.

Безбородко спохватился и, нисколько не смешавшись, вынул из портфеля лист бумаги и стал читать то, что ему было велено государыней.

Екатерина одобрила написанное и, совершенно довольная целым содержанием, потребовала мнимый указ для подписания.

Безбородко, не ожидавший такой скорой развязки и рассчитывавший на некоторые замечания, дополнения и изменения в частях, которые дали бы ему возможность обратить импровизацию в действительность, замялся и медлил.

Государыня повторила свое требование.

Смущенный Безбородко подал ей наконец лист белой бумаги.

Екатерина с изумлением посмотрела на докладчика и вместо ожидаемого гнева выразила свое удивление к его необыкновенным способностям.

* * *

Безбородко очень любил свою родину – Малороссию – и покровительствовал своим землякам. Приезжая в Петербург, они всегда являлись к канцлеру и находили у него ласковый прием.

Раз один из них, коренной хохол, ожидая в кабинете за креслом Безбородко письма, которое тот писал по его делу к какому-то влиятельному лицу, ловил мух и, неосторожно размахнувшись, вдруг разбил стоявшую на пьедестале дорогую вазу.

– Ну что, поймал? – спросил Безбородко, не переставая писать.

(«Исторические рассказы…»)

* * *

Безбородко говорил об одном своем чиновнике: «Род человеческий делится на он и она, а этот – оно».

(П. Вяземский)

* * *

Граф Безбородко просил у Екатерины II позволения стрелять из пушек на своей петербургской даче. Государыня удивилась сей мысли, потому что он не служил в армии, но не отказала. Вскоре лейб-медик Роджерсон, играя в вист, по привычке начал делать ренонсы, а граф приказал каждый раз возвещать пушками. Сия шутка раздражила вспыльчивого медика, и едва не дошло до драки.

(Из собрания П. Карабанова)

Камер-медхен императрицы, камчадалка Екатерина Ивановна, была очень забывчива. Однажды утром она не только забыла приготовить лед, составлявший обыкновенно умывание государыни, но даже сама ушла куда-то. Екатерина долго ее дожидалась, и когда, наконец, неисправная камер-медхен явилась, то императрица, вместо ожидаемого взыскания, обратилась к ней со следующими словами:

– Скажи, пожалуйста, не думаешь ли ты навсегда остаться у меня во дворце? Вспомни, что тебе надобно выходить замуж, а ты не хочешь исправиться от своей беспечности. Ведь муж не я: он будет строже меня взыскивать с тебя. Право, подумай о будущем и лучше привыкай заранее.

(«Исторические рассказы…»)

* * *

Екатерина не терпела шутов, но держала около себя одну женщину, по имени Матрена Даниловна, которая жила во дворце на всем готовом, могла всегда входить к государыне, звала ее сестрицей и рассказывала о городских новостях и слухах. Слова ее нередко принимались к сведению. Однажды Матрена Даниловна, питая почему-то неудовольствие на обер-полицмейстера Рылеева, начала отзываться о нем дурно.

– Знаешь ли, сестрица, – говорила она императрице, – все им недовольны; уверяют, что он нечист на руку.

На другой день Екатерина, увидев Рылеева, сказала ему:

– Никита Иванович! Пошли-ка Матрене Даниловне что-нибудь из земных запасов твоих; право, сделай это, только не говори, что я присоветовала.

Рылеев не понимал, с каким намерением императрица давала ему этот совет, однако же отправил к шутихе несколько свиных туш, индеек, гусей и т. п. Все это было принято весьма благосклонно.

Через несколько времени императрица сама начала, в присутствии Матрены Даниловны, дурно отзываться о Рылееве и выразила намерение сменить его.

– Ах, нет, сестрица, – отвечала Матрена Даниловна, – я перед ним виновата: ошиблась в нем; все твердят, что он человек добрый и бескорыстный.