Императорские изгнанники

— Я думаю, что на данный момент достаточно, Луций, — сказал Катон. — Береги дыхание на потом.

Петронелла уперлась локтем в бок Макрону. — А ты можешь замолчать и все такое? Никаких драк, пока мы не войдем внутрь, а?

— Нет, любовь моя, — сдержанно ответил Макрон, а затем подмигнул Луцию в тот момент, когда Петронелла отвернулась.

Они пробились среди продавцов подушек, отрезов цветной ткани и закусок и поднялись по лестнице ко входу для зрителей. Места выше бортиков, предназначенные для простолюдинов, уже были заполнены, и стадион гудел тысячами глоток, время от времени пронизанных приветственными криками или хохотом. На втором ярусе сидений все еще оставалось много места, зарезервированного для тех, кто, как Катон, принадлежал к сословию всадников. Он протянул золотое кольцо на левой руке дежурному у барьера, и их провели.

Лучшими сиденьями были те, которые располагались по обе стороны от императорской ложи, ближе всего к ипподрому и рядом с местом, куда направлялись Катон и его небольшая группа. Эти места были зарезервированы для сенаторов и их семей, хотя никто из них еще не прибыл. Вместо этого их рабы были посланы вперед, чтобы зарезервировать места и приготовить подушки и другие удобства для своих хозяев. Другая группа рабов находилась в ложе императора, готовясь к прибытию Нерона и его свиты позже утром. Одни устраивали гирлянды, другие готовили небольшие жаровни, чтобы нагреть амфоры с ароматной водой, которая будет подслащивать воздух вокруг Нерона и его гостей.

— Вон там. — Макрон указал на пустые скамейки рядом с барьером, с которых открывался вид на песочную арену. — У нас будет хороший обзор команд на старте и финише каждой гонки.

— И мы сможем увидеть императора, — взволнованно добавила Петронелла. Как и многие другие представители ее социального статуса, она была очарована членами императорского дома и их делами, что было на удивление неизбежным.

Они заняли свои места, Луций положил руки и подбородок на поручни, пока он смотрел на ряд арок в конце цирка, где было видно, как команды готовят колесницы и проверяют поводья и крепления перед тем, как впрячь лошадей. Горстка обслуживающего персонала разгребала песок, в то время как другие несли корзины с бинтами на носилках к постам для лечения травм на спи́не — овальном островке, который проходил посередине арены. Взошло солнце и наполнило стадион светом и теплом. Ряды сидений тянулись примерно на шестьсот шагов от их места до изогнутых скамей в дальнем конце арены. Одного масштаба сооружения и мерцающей массы десятков тысяч зрителей было достаточно, чтобы гарантировать волнение и предвкушение, которые Катон видел в глазах своего сына, с удивлением разглядывающего окружающую его обстановку.

Макрон взъерошил кудри мальчика. — Никогда не видел ничего подобного, а, парень?

Луций покачал головой. — Как будто здесь собрались люди со всей Империи.

— Не совсем, — улыбнулся Макрон.

Прибыла первая из групп сенаторов, мужчин, одетых в белоснежные тоги, обнажающие широкую красную полосу на плече их туник, старательно пытающихся выглядеть максимально достойно своего статуса, пока они шли к своим местам, останавливаясь, чтобы помахать группам своих клиентов, сидящих в общих рядах. Когда последний из них занял свои места в сопровождении своих жен и детей, внезапно раздался звук буцин и туб, и все взгляды обратились на императорскую ложу, и шум стих. Катон мог видеть отряд германских телохранителей, которые уже заняли свои позиции вокруг ложи. Когда медный рев затих, другие фигуры появились и заняли свои места, а затем наступила краткая тишина. Свежий хор нот вновь ее разбил, и в поле зрения появился бородатый юноша, который протянул руки к зрителям. Они зааплодировали и одобрительно взревели в ответ, и началось пение, которое быстро продолжалось до тех пор, пока звук не заполнил все трибуны. «Нерон! Нерон! Нерон!»

— Нерон! — Луций забрался на скамью и ударил кулаком в воздухе, выкрикивая имя императора. Петронелла присоединилась, за ней последовали Макрон и Катон, хотя и с менее очевидным энтузиазмом.

Император поощрял приветствие, даже посылал воздушные поцелуи толпе в нарушение обычного императорского приличия. Макрон взглянул на Катона, и тот пожал плечами. Если Нерон решил быть кем-то вроде распорядителя игр, то кто он такой, чтобы спорить с человеком, который правил величайшей империей мира?

— Что он сейчас задумал? — спросил Макрон, когда император расстегнул пряжку своего плаща и позволил ему упасть за спину. Когда раб поспешил подхватить его, Нерон уже поднялся на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей к песку, и спустился к нему. Мгновение спустя он медленно вышел, махая толпе, и направился к ближайшим из двенадцати ворот, которые были закрыты для подготовки к скачкам. При его приближении щелкнули пружины, обнаружив двух служителей, выводящих четырех белых лошадей, запряженных в пурпурную колесницу, украшенную блестящими золотыми венками.

Катон рассмеялся в неверии. — Я думаю, наш император воображает себя возничим.