Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

У нас заведовал гардемаринами наш милейший помощник старшего офицера лейтенант С.Л. Коптев, а преподавать по специальностям должны были младшие специалисты. В том числе и я, как младший минный офицер.

В Бизерте мы получили первую почту из России. На кораблях получение почты является большим и радостным событием. Поэтому даже Морской устав регламентирует его, то есть вся почта передается писарем, ездившим за нею, старшему офицеру, и он ее лично раздаст офицерам. Командная почта передавалась ротным командирам, а те передавали письма для раздачи фельдфебелям. Все это было организовано так, чтобы письма надежным путем дошли до адресатов.

По случаю получения писем в кают-компании царило приподнятое настроение и обсуждались известия с родины.

Гардемарин пришлось сейчас же взять в оборот. Их поставили на вахты и начались занятия. Старшим из гардемарин был Языков[208]. Это был сын капитана 2-го ранга Языкова, бывшего командиром «Стрелка», когда я плавал несколько дней на нем. Он был милый и способный молодой человек. Да и вся смена была очень симпатичная, и никаких осложнений у нас с гардемаринами не происходило.

Работы было много. Старший минный офицер, милейший Федя Геркен, поручил мне заведование – телефонами, электрическим управлением рулями, сигнальными указателями, подводными минными аппаратами и т. д. Все эти приборы были неизвестных мне систем, и необходимо было в них хорошенько разобраться. Например, рекламируемые французами громкоговорящие телефоны не работали. При их установке какие-то провода были перепутаны, и, когда вызывался один пост – отвечал другой. Как мы ни бились, но исправить их не смогли. Не лучше обстояло дело и с рулевым управлением. При проверках оно часто сдавало. Поэтому можно было опасаться, что если перейти на него в случае порчи паровой рулевой машинки, то оно тоже сдаст и может произойти катастрофа. Мы усиленно нажимали на француза, гарантийного механика, который плавал у нас, но он только пожимал плечами и уверял, что уже много раз писал на завод, а оттуда ответа нет.

Тщательности изучения всей нашей минной части требовало у меня и то обстоятельство, что я должен был объяснять гардемаринам действие всех механизмов, а это ведь было возможно, только если их хорошо знаешь сам. К тому же те были любителями доискиваться до всех деталей. Конечно, не оттого, что их так уже они интересовали, а потому что им доставляло удовольствие посадить преподавателя в «галошу». А мне совсем не хотелось срамиться. Кстати, как раз в первой смене оказался весьма ядовитый мужчина, Климчицкий[209], который делал вид, что он чрезвычайно интересуется какой-либо деталью, и задавал всевозможные вопросы. Конечно, его можно было бы сажать на место, но и это бы он объяснил моим незнанием. Впрочем, он раз таки и поставил меня в тупик с каким-то вопросом, касающимся минных аппаратов, и был этим чрезвычайно доволен, а мне пришлось делать вид, что я не замечаю улыбочек моих не в меру любознательных учеников.

Вообще на новых кораблях подчас нелегко было справляться с механизмами, которые то и дело капризничали. Мы с Геркеном много пережили неприятных минут, когда вдруг свет начинал мигать или даже тух. Особенно если это происходило во время обеда или ужина. Тогда со всех концов кают-компании слышались возгласы: «Опять минеры». Мы же выскакивали из-за стола и неслись в помещение динамо-машин, чтобы узнать, в чем дело: заменить перегоревший предохранитель или перевести нагрузку на другую динамо-машину. Правда, это скоро наладилось, и сами электрики быстро справлялись с происходившими неисправностями.

Но зато «минеры» не оставались в долгу, если случались промахи по артиллерийской или машинной частям. Но положение других специалистов было все же более выигрышным, так как недоразумение в их механизмах не отражались на нашей, так сказать, частной жизни.

Такие кают-компанейские пикировки, конечно, велись в самых добродушных тонах, и в серьезных случаях все друг другу сочувствовали и помогали.

Среди офицеров на «Макарове» царило полное единодушие, и мы как-то сразу сжились в тесную корабельную семью. Даже те, которым приходилось покидать крейсер, не теряли с ним связь, а многие на нем проплавали по шесть-семь лет.

Однако не обходилось и без маленьких неприятных инцидентов. Раз такой случай вышел и у меня с нашим старшим механиком капитаном Грановским[210], прекрасным человеком и отличным инженером. Он всегда горой стоял за свою команду и не давал в обиду никого, кто был ему подчинен.