Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

Теперь стало грустно, что придется покинуть «Амур», на котором проплавал полтора года, с начала вхождения его в строй. Много было положено труда, чтобы наладить минную часть и создать опытный кадр минеров. Но все же работы оставалось и еще немало: прежде всего проверить регулировку всех якорей боевого запаса мин. Впрочем, раз теперь на корабле будут два минных офицера (лейтенант Берг[259] и Князев[260]) и усиленный контингент минеров-заграждателей, то они смогут с этим быстро справиться.

Незадолго до ухода с «Амура» я был зачислен в минные офицеры 1-го разряда. Быть зачисленным в этот разряд мог минный офицер не ранее истечения годичного срока после окончания класса и после назначения на должность старшего минного офицера на судно 1-го ранга. Вот тут-то и получилась трудность, хотя на «Амуре» и была вакансия старшего минного офицера, но он был судном 2-го ранга. Поэтому по закону на нем я не мог быть зачислен в 1-й разряд, а такое зачисление довольно ощутительно повышало жалованье. По моему случаю пришлось обращаться непосредственно к морскому министру, и тот приказал меня зачислить в личном порядке и одновременно возбудить ходатайство об изменении закона. Таким образом, мое зачисление вышло своего рода наградой.

Накануне моего отъезда командир издал приказ, в котором выразил мне благодарность за службу на заградителе, и он и кают-компания устроили торжественные проводы. Последнее было традицией на флоте.

После вступления в командование «Амуром» Веселкина мы, офицеры, особенно сдружились, тем более что были все очень молоды.

Особенно жаль было расставаться с мичманами Ралленбеком и Сокольниковым. Они явились на корабль вновь испеченными офицерами, а теперь уже приобрели солидный опыт. Ралленбек под руководством такого доки по ревизорским делам, каким был Степанов, стал хорошим ревизором, а Сокольников подавал все надежды стать отличным штурманом.

Наш артиллерийский офицер, Козловский, был отличным товарищем, но, к сожалению, любил выпить. Это ему не мешало быть примерным супругом и отцом многочисленного семейства[261]. Его жена не любила надолго выпускать его из-под своего влияния и говорила, что он тогда перестает ее слушаться. У него раз вышло серьезное осложнение с М.М. Веселкиным. Он стоял «собаку» и, как потом объяснял, зашел в штурманскую рубку сделать записи в вахтенный журнал и незаметно для себя на этом журнале и заснул. «Амур» стоял у набережной, и на корабль вернулся командир, и вахтенный унтер-офицер его заметил уже тогда, когда тот шел по сходне, а следовательно, не успел предупредить вахтенного начальника. На вопрос командира, где лейтенант Козловский, ему было доложено, что в штурманской рубке. Командир направился туда и действительно застал там вахтенного начальника мирно похрапывающим над вахтенным журналом. Тут уже Веселкин не выдержал. Немедленно сменил его с вахты и сказал, что спишет его с корабля. Правда, на следующий день он отошел и после принесенных извинений Козловским и обещания, что ничего подобного больше не произойдет, его простил.

Милейшим человеком был и лейтенант Павлинов. Его слабостью было крепко спать, и соседям по каюте ежедневно приходилось выслушивать длиннейшие диалоги, когда вестовой пытался его разбудить к подъему флага. «Ваше высокородие, пора вставать, половина осьмого», – начинал процесс пробуждения вестовой. Из-под одеяла слышалось слабое мычание. Вестовой уходил. Минут через пять повторение: «Ваше высокородие, вставайте, опоздаете к подъему флага». Мычание, и спящий поворачивался на другой бок. «Ваше высокородие, вставайте, опоздаете к подъему флага», – опять мычание. Вестовой повышает голос и начинает: «Вашскородие», но его прерывает сердитый возглас: «пошел вон!» Вестовой мнется на месте, а затем уходит. Бьется повестка (значит без четверти восемь). Вестовой опять входит и уже настойчиво и громко говорит: «Вашскородие, повестку играли, опять опоздаете, старцер будут ругаться». Это действует, Павлинов садится на койке и начинает мрачно упрекать вестового: «Что же ты опять меня раньше не будил, я ведь тебе приказывал в половине восьмого». Вестовой оправдывается и доказывает, что он именно и будил его, начиная с половины восьмого. Павлинов отпускает бедного вестового и начинает медленно дремать (ведь время еще терпит). Но вот без пяти восемь раздается звонок в кают-компании, которым офицеры вызываются во фронт. В каюте Павлинова начинается лихорадочная суетня. Без двух минут восемь старший офицер и все офицеры во фронте, и сейчас должен выйти командир. В этот момент тихонько приоткрывается дверь из коридора кают-компании и бочком, осторожно вылезает Павлинов. Он на ходу застегивает китель и, робко оглядываясь (не вышел ли уже командир) за фронтом офицеров пробирается на свое место. Потом шепотом и с возмущением начинает объяснять соседям, что его опять подвел вестовой и поздно разбудил, а Козловский в ответ напевает арию Фауста: «Расскажите вы ей, цветы мои…»[262]