Императорский Балтийский флот

Весной начались экзамены в офицерский класс и в школах унтер‑офицеров и минеров. Теперь уже я был в роли экзаменатора, что много спокойнее, но утомительнее, чем экзаменоваться. В конце концов я это заслужил, окончив Морской корпус, Минный класс и академию. Прямо нельзя было перечесть, сколько раз мне приходилось вылезать к доске и вытягивать билеты.

Наконец собрался в Транзунд и Минный отряд, покинул насиженное место в военной гавани. Все суда, как обычно, встали на якорь у того же Тейкар‑сари, теперь так бесконечно знакомому. В ближайший же вечер я не утерпел, чтобы не съехать на берег и осмотреть все, столь полные воспоминаний места. Все же много воды утекло с тех пор, как слушателем я попал туда в первый раз.

Началось страдное время. Меня назначили руководить минными стрельбами с миноносцев, продолжать занятия по тактике и заведовать выверкой приборов Обри (жироскопов). Последнее должно было производиться на берегу, чтобы в момент выверки площадь, на которой устанавливается выверяемый прибор, была бы неподвижной.

Особенно часто приходилось ходить на стрельбы с миноносцев, что я больше всего и любил. Тем более что решил их освежить и вывести из рутины. Минный отряд еще не мог от нее избавиться, а на действующем флоте разрабатывались новые методы стрельбы по площадям применительно к строящимся миноносцам типа «Новик», вооруженными тремя и четырьмя тройными минными аппаратами.

Нельзя же было допустить, чтобы выпускаемые из класса минные офицеры не имели представления о таких стрельбах, когда им же придется быть их руководителями. Поэтому я настаивал, чтобы слушатели не только обучались технике выпуска мин из аппаратов, а обучались минным стрельбам по щитам и на больших ходах. Наибольшую поддержку в этом направлении я нашел у заведующего обучением офицеров – Степанова[312]. Впрочем, и адмирал Сапсай относился с большим сочувствием к этому проекту. Но зато я встретил сильное сопротивление в начальнике 5‑го дивизиона эскадренных миноносцев 2‑й Минной дивизии капитане 1‑го ранга Тыркове[313], дивизион которого был прикомандирован к Минному отряду для выполнения слушателями минных стрельб. Он, поддержанный командирами, стал жаловаться начальнику отряда, что из‑за этих стрельб приходится часто разводить пары во всех котлах, и что машины потребуют частых переборок, а это заставит дивизион на продолжительные сроки выходить из строя. Затем, что рейд слишком мал для маневрирования и глубины недостаточно велики для больших ходов. Пришлось пойти на компромисс и довольствоваться ходами в 15–16 узлов.

Таким образом, несмотря на всю воркотню, стрельбы удалось наладить и дивизион носился по рейду, производя стрельбы по щиту, буксируемому номерными миноносцами.

Во всяком случае, я был доволен, что теперь слушатели, попав на новые миноносцы, будут уже иметь понятие о современном использовании мин. Тем более это меня радовало, когда через три месяца началась война и я сам оказался минным офицером «Новика». Мне было приятно сознавать, что удалось внести свежую струю в обучение минных офицеров, да и, конечно, они сами были довольны.

Моя семья лето проводила в Мустомяках, на даче профессора пения Ферии Джеральдони, у которой жена брала уроки пения. Раза два мне удалось туда съездить. Между прочим, мне там удалось познакомиться с известным тогда писателем‑юмористом Аверченко.

Май и июнь прошли страшно быстро, начинался июль. Находясь в дебрях финляндских шхер и поглощенные работой, мы сравнительно мало знали о том, что творится в политических сферах. Во всяком случае, не предугадывали, что находимся накануне войны. Мы знали, что первоначально состоялся визит английской эскадры под командованием адмирала Битти, а затем и французской, на которой пришел президент республики – Пуанкаре. Но это было до известной степени, в порядке вещей, недаром же и наш флот делал визиты в Англию и Францию.

Но вот произошло убийство в Сараеве, которое если не казалось обыкновенным событием, то, во всяком случае, не таким, которое может повлечь войну, которая втянет и Россию.

Однако гром грянул, и страшный гром. Заговорили о мобилизации, о неизбежности войны. В сознании все как‑то перевернулось, и колесо повседневных занятий замедлило свой темп.

По радио была принята телеграмма о мобилизации. Хотя и говорили, что это лишь предупредительная мера и что войны может и не быть, но было приказано срочно прекратить занятия, списать слушателей и учеников‑минеров для отправления по боевым кораблям, и 5‑й дивизион отозвали на присоединение к дивизии. Стало ясно, что обычный ход жизни остановился, произошел надлом и полная неизвестность в будущем.

В день объявления мобилизации адмирал приказал отслужить молебен, и мы собрались в нашей красивой церкви. Странно звучали слова молитвы о даровании победы русскому оружию. Неужто же действительно будет война? Кругом все было по‑прежнему, стоял чудный июльский день; казалось, ничто не изменилось, а в душе росло убеждение, что случилось что‑то очень большое и роковое.