Императорский Китай в начале XV века

Наиболее низкой административной единицей было уже упомянутое Управление старшего чиновника (Чжангуаньсы), затем по восходящей градации шли Управление умиротворения (Ань-фусы), Управление привлечения и возмездия (Чжаотаосы), Управление полного умиротворения (Сюаньфусы) и, наконец, Управление полного успокоения (Сюаньвэйсы), Во главе перечисленных управлений ставились «местные чиновники», получавшие китайскую ранги от шестого полного до третьего вспомогательного.

Однако четкость и стройность нарисованной системы была во многом лишь кажущейся. Образование той или иной из перечисленных единиц не имело под собой четких критериев и диктовалось стечением обстоятельств. Единого порядка подчинения управлений также не существовало. Нижестоящие могли быть подчинены вышестоящим, не обязательно в перечисленном порядке. Но некоторые управления подчинялись военному командованию провинции или же командованию расположенного поблизости китайского военного гарнизона [23, цз. 44, 689, цз. 60, 874, цз. 63, 907, цз. 67, 938, цз. 75, 1033]. Китайские власти могли произвольно менять не только адрес подчинения, но и статус автономных единиц, например преобразовать Управление полного успокоения в Управление старшего чиновника и т. д. [23, цз. 52, 792–793, цз. 78, 1053]. Эти управления в любой момент могли быть вообще ликвидированы, а входившее в них население — быть передано под непосредственный контроль китайской администрации [23, цз. 145, 1717, цз. 147, 1729]. Наконец, «местные управления» могли ликвидироваться совсем, когда население их разбегалось [23, цз. 64, 912, цз. 66, 932, цз. 175, 1920–1921].

Кроме того, при административном устройстве инонационального населения китайцы могли вообще не пользоваться перечисленными управлениями, а образовывали уезды, округа и области, т. е. переносили на районы, заселенные некитайцами, китайское административное деление [23, цз. 52, 177, цз. 30,551, цз. 31, 560, цз. 76, 1039].

Весьма интересен вопрос, как широко распространялась самостоятельность «местных чиновников». Существует мнение, что упомянутая система автономии служила лишь формой прикрытия племенной организации некитайских народностей и что она механически переносила китайское районирование, чины и прочее на местную почву. В целом же племенные порядки не подвергались существенным изменениям, а представители местной верхушки сохраняли всю полноту власти в своих районах и единственное, что от них требовалось, — это сохранять мир [213, 21–22]. Такая точка зрения не лишена оснований, особенно в той части, что предоставлявшаяся автономия сохраняла и прикрывала существовавшую племенную структуру. Однако вопрос о полновластии местной верхушки требует уточнений.

Действительно, в некоторых случаях «местные главы» могли ограничиться лишь формальным признанием верховной власти императора. Например, о положении в Сычуани в источниках говорится: «Сообщают, что они (некитайские народы) сами имеют своих тиранов, и хотя принимают звания и титулы от императорского двора, но на деле сами являются правителями тех земель» [29, цз. 311, 7870 (1)]. Такой факт, как ограбление и арест, китайского посла, ехавшего за рубеж, начальником одного из «местных округов», также свидетельствует, что некоторые «местные чиновники» продолжали чувствовать себя самостоятельными в рамках китайской автономной системы [23. цз. 114, 1454].

Особое положение «местных чиновников» в юго-западных провинциях (по сравнению с китайскими) проявлялось и в том, что императорский двор поддерживал с ними «даннические отношения», принимая их посланцев с «данью» и посылая ответные подарки. Это, как отмечалось на примере северо-западного региона, сближало положение некитайской администрации с иноземцами и, следовательно, может свидетельствовать в пользу ее большой самостоятельности.

Однако вместе с тем во многих конкретных случаях выражение покорности некитайским населением могло сопровождаться ограничением власти прежних вождей. В этом отношении весьма важным представляется предписание двора от 5 ноября 1404 г. поставить при всех «местных главах» в Юньнани китайских помощников, которые были бы «искушены в делах» управления [23, цз. 35, 610]. Официально это мотивировалось тем, что «местные чиновники» не знают китайского языка и китайских норм делопроизводства. Но, по существу, этот шаг означал разделение власти на местах и непосредственное подключение китайской администрации к управлению инонациональным населением. Можно предположить, что подобная практика впоследствии не ограничивалась лишь пределами Юньнани.