Только не следует забывать, что Афинаида получила чисто языческое воспитание, и даже Крещение в христианскую веру не способствовало поначалу забвению того, чему научили её в юности. Поэтому в определённых кругах женитьба императора на юной афинянке могла казаться победой язычества, во всяком случае, залогом терпимости. И действительно, императрица оставалась пока тем, чем была дочь Леонтия... Она любила стихи, охотно слагала их; в окружавшем её обществе она нашла разделявших и поощрявших её вкусы. Чтобы понравиться Феодосию и окончательно завоевать любовь своего просвещённого супруга, она после свадьбы слагает героическую поэму на войну с Персией, только что счастливо для Византии оконченную.
Афинаида-Евдокия принимает деятельное участие в открытии в Константинополе университета. В нём стали, как в языческом университете в Афинах, изучать философию. Но этот предмет всё же носил здесь христианский характер... И это проливает свет на ту эволюцию, какая медленно совершалась в душе императрицы Евдокии... Ибо, живя в набожной христианской среде, она помимо своей воли не могла не воспринимать её. Она всё больше и больше пристращалась к богословским спорам. Когда Несторий, патриарх Константинопольский, начал распространять свою ересь, получившую от него своё имя, когда честолюбивый Кирилл, патриарх Александрийский, не столько радея о православии, сколько из зависти к сопернику, дал возгореться страшному спору в восточной церкви, Евдокия стала на сторону мужа, чтобы поддержать патриарха столицы против его недругов, взгляды которых разделяла Пульхерия.
В частности, спор шёл о словесном выражении — «Богородица». Несторианцы видели в этом противоречие литургическому богословию, чтившему Деву Марию только Богородицей, и говорили, что Дева Мария — и Богородица, и вместе с тем — Человекородица. Поэтому правильнее бы Деву Марию именовать — Христородица. Ведь всякая мать рождает только тело, а душа от Бога...
Кирилл упорно возражал патриарху Константинопольскому, в этот спор всё глубже влезали и Афинаида-Евдокия, и Пульхерия. Между прочим, этот спор показывает нам ещё и нечто другое: увеличивающееся влияние молодой женщины и возникающее несогласие между ней и Пульхерией. Думается, последняя стала жалеть, что выбрала для своего брата именно эту девушку и расчёт на её пожизненную благодарность не оправдался...
Отголоски этих несогласий стали чувствоваться за стенами дворца, и более ловкие пользовались ими, направляя одну женщину против другой. В особенности к этому прибегал Кирилл; с одной стороны, он писал императору и его жене, с другой — обращался к Августе Пульхерии, зная, что она враждебно относится к его сопернику Несторию.
Феодосий в самых энергичных выражениях порицал недостойность такого поведения. «Ты мог думать, — писал он патриарху Александрийскому, — что мы были в несогласии, я, жена и моя сестра, или ты надеялся, что письма твоего святейшества посеют между нами раздор».
Так оно и случилось. И верх в этом раздоре взяла Евдокия; звезда её постепенно, но уверенно восходила над горизонтом. И она уже светила подле василевса и его друзей: Евдокия покровительствовала Павлину и префекту Константинополя (епарху) египтянину Киру из Панополиса, любившему, подобно ей, литературу и писавшему стихи. У неё были уже свои льстецы, своя партия при дворе. К тому же, лелеемый Евдокией четырнадцать лет проект женить римского императора Валентиниана III на своей дочери Евдоксии стал действительностью. Некогда безвестная провинциалка находилась теперь во славе: её безумно любил василевс, её друзья с каждым днём становились влиятельнее при дворе. И Евдокия осмелилась на большее...
Во дворце традиционно евнухи имели немалую власть. И Евдокия нашла общий язык с одним из них — Хрисанфием, чтобы окончательно отстранить Пульхерию от дел. И это ей удалось также не без помощи одного влиятельного при дворе человека, секретаря императора по имени Приск. Под общим нажимом, в том числе и василевса, Пульхерия благоразумно покинула двор и удалилась в свою загородную резиденцию.
Вот в такую обстановку попала приехавшая сюда из Рима Гонория...
Ульпиан пожалел, что в такое время, не разведав заранее об истинном положении вещей в Большом императорском дворце, привёз в Константинополь дочь Галлы Плацидии. Письмо, предназначенное Пульхерии, он, естественно, никому не стал показывать; лишь на словах изложил Феодосию просьбу тётки относительно её дочери. Присутствующая при этом разговоре Евдокия близко к сердцу приняла судьбу Гонории, ибо эта судьба в чём-то напоминала её, когда во дворце безраздельно правила Пульхерия, как в Римской империи — мать этой красивой молодой принцессы... Приняла близко к сердцу, пожалела и определила Гонорию в число своих самых близких приближённых, а иначе говорится — ввела в свой круг. А корникулярия Плацидии не без ехидства заверила, что всячески поспособствует возрождению девушки...