Императорское королевство. Золотой юноша и его жертвы

Да и могло ли оно представлять для них опасность? Еще в тот же вечер, когда снова из общины приехал доктор и осмотрел труп Краля, он ничего не смог сказать, в чем бы Смуджи заранее не были убеждены. Правда, сам доктор вспоминал, как в ту ночь, когда он находился у Смуджей, ему показалось, будто бы Йошко кого-то ввел в дом. А кого как не Панкраца мог он привести, кажется, он потом и голос его слышал? Ему уже тогда все это показалось довольно странным, а теперь и вовсе было подозрительно. Никому ничего не сказав, даже Йошко, когда приходил к его отцу, он из чувства дружбы ограничился сухим служебным отчетом, записав, что в связи с отсутствием следов насилия в деле Краля исключена всякая насильственная смерть, остается только предположить, что он утопился, находясь в пьяном состоянии.

Таким образом, непричастность к этому делу Панкраца и вообще Смуджей была подтверждена документом; так, еще до похорон Краля, злопыхатели вынуждены были прикусить язык, и меньше всего можно было ожидать дальнейшего выяснения обстоятельств. Впрочем, жандармы об этом Йошко сразу и сказали, больше никто от них подобного расследования не требовал. То же самое через несколько дней подтвердила Смуджам и вдова Краля, когда снова пришла к ним взять кое-что в долг. Впрочем, — доверительно сообщила она госпоже Резике, — заставить ее потребовать такого дознания хотел Блуменфельд, но она отказалась, хорошо зная, каким сумасшедшим становится ее муж напившись. Поскольку же обо всем этом она рассказала кое-кому из крестьян, то те наверняка, как это водится в народе, исказили ее слова! В конце концов и для него лучше, что он умер! — вздохнула она, смахнув слезу, за которой, — от проницательного взора госпожи Резики не могло это ускользнуть, — скрывалась явная, впрочем, вполне понятная улыбка. Эта женщина и впрямь была счастлива, что избавилась от грубияна-мужа; ничего хорошего в жизни с ним она не видела, сама же была еще молода и могла, на что, вероятно, и рассчитывала, выйти замуж, на сей раз более удачно.

Так для Смуджей счастливо закончился период, когда они, да что и говорить, больше всего опасались Краля. Избавившись от него, они могли теперь с большей уверенностью смотреть на опасность, перед которой в связи с арендой и последующим осушением поповского пруда, а тем самым и раскрытием преступления, совершенного ими над Ценеком, мог поставить их настойчивый соперник Блуменфельд. Впрочем, и здесь судьба им улыбнулась, вслед за Кралем Блуменфельд потерял и второго своего союзника — жупника. Тот был стар и хвор; промозглая дождливая погода прошедших дней и, возможно, выход из дома в ту злополучную ночь окончательно подорвали его здоровье; он умер от воспаления легких. После его смерти что еще мог замышлять против них Блуменфельд? На место жупника, заменяя, впрочем, того уже во время болезни, пришел капеллан из соседней общины. Был он молод и неопытен, этого места пытался добиться и сам, но поскольку никаких неоценимых достоинств не имел, кроме того, что был ярым клерикалом и уроженцем этих краев, то попался, по крайней мере так казалось, на Йошкову приманку: тот ему будто бы обещал, используя свои связи, помочь это место получить. Сыграв также на его антисемитской струнке, Смуджи окончательно склонили его на свою сторону; так, он им как-то признался, что отказал жиду сдать пруд в аренду по той якобы причине, что он здесь временно и не имеет права принимать решений, не говоря уже о разбазаривании церковной земли.

Но как поведет себя капеллан, когда станет жупником и получит такое право? Этот вопрос иногда задавали себе Смуджи, но, во-первых, они верили в изобретательность Панкраца, а, во-вторых, поскольку опасность, связанная с изменой капеллана, им еще не грозила, то, оставив этот вопрос на будущее, пока же пытались всеми возможными средствами, особенно приглашениями на обеды, сохранить его расположение.

Вскоре все их внимание должно было переключиться на события, происходящие в самой семье, ибо после временного затишья, нарушаемого иногда Мицей, снова возобновились ссоры и скандалы.