Она щелкнула пальцами своей любимой собаке, и могучий пес, белый, словно северный медведь, вприпрыжку побежал за ней. За ними следовал Ли Ляньинь. Молча они прошли к озеру и перешли по мраморному мосту. По пути она смотрела на созданную ею самой красоту, на пламенеющие кленовые деревья на склонах гор, на поздние розоватые лотосовые лилии на воде, на золотые крыши и возносящиеся вверх стройные пагоды, на парки, поднимающиеся террасами, и сосновые боры. Все, все это было ее, было создано ее умом и сердцем. Однако все это теряло смысл, случись ей остаться здесь пленницей. Да, даже красота не спасет ее, случись ей потерять свою власть и свободу. Увы, она жалела, что приходится держать еще одного пленника, однако она должна была это делать, и не ради одной себя, но ради ее народа. Ее мудрость, как она искренне верила, должна была спасти страну от безрассудства ее племянника.
Утвердившись в своей воле, она достигла острова, а рядом с ней бежал огромный пес, а следом шел высокий сумрачный евнух, и она вошла в павильон.
Император встал, чтобы приветствовать ее. Узкое его лицо было бледно, большие глаза грустны, а мягкие губы, напоминающие своей утонченностью женские, дрожали.
— На колени, — сказала она, а сама села на центральное место. В любом зале, павильоне, спальне или комнате отдыха место в центре было ее.
Император упал перед ней на колени и уткнул голову в пол. Огромный пес тщательно его обнюхал с головы до ног, а затем лег подле ног хозяйки, чтобы охранять ее.
— Ты! — сказала императрица крайне ожесточенно, пристально глядя на мужчину, стоявшего на коленях. — Ты, которого следует задушить, разрезать на полоски и бросить диким зверям!
Он не отвечал и не двигался.
— Кто посадил тебя на трон Дракона? — спросила она. Она не повышала голоса, но этого и не требовалось, ее голос холодной сталью пронзал его уши. — Кто пришел ночью и взял тебя из кровати, скулящего ребенка, и сделал тебя императором?
Он пробормотал какие-то слова, которых она не расслышала. Она толкнула его ногой.
— Что ты там говоришь? Подними голову, если ты осмеливаешься дать мне тебя услышать.
Он поднял голову:
— Я сказал… По мне, лучше бы вы не брали того ребенка из его кроватки.
— Ты тщедушный человек, — возразила она, — которому я дала высочайшее место в мире! Как бы радовался сильный человек, как бы он был мне благодарен, своей приемной матери, как бы был он достоин моей гордости. Но ты, с твоими иностранными игрушками, с твоими забавами, развращенный евнухами, боящийся супруги, выбирающий мелких наложниц в ущерб ей, твоей императрице! Говорю тебе, нет такого маньчжурского принца или простолюдина, который бы не молился, чтобы я забрала обратно трон Дракона. Днем и ночью меня заклинают об этом. А кто поддерживает тебя? Глупец, кто, кроме китайских мятежников? Таков их заговор — уговаривать тебя, льстить и убеждать слушать их, и когда ты окажешься в их власти, они сместят тебя и покончат с нашей династией. Ты предал не только меня, но и наших священных Предков. Наших могучих Предков ты готов принести в жертву! Реформы! Плюю я на реформы! Мятежники должны быть убиты — а ты, а ты…
Ей внезапно стало тяжело дышать. Она приложила руку к сердцу и почувствовала, что оно бьется так, будто вот-вот разорвется. Пес посмотрел вверх и зарычал, она попыталась улыбнуться.
— Пес верен, а человек — нет, — сказала она, — однако я не хочу твоей казни, племянник. Ты даже сохранишь звание императора. Но ты будешь жалким пленником под стражей. Ты станешь умолять меня сесть на твое место и править страной. А я уступлю тебе и сделаю это искренне, ведь, раз ты слаб и не годен править, я вынуждена занять твое место. И с этого часа, пока ты не умрешь…
В этот миг занавеси в дверном проеме раздвинулись, и вбежала Жемчужная наложница и бросилась на пол рядом с императором, громко рыдая. Она принялась умолять императрицу больше его не порицать.
— Уверяю вас, Священная мать, — рыдала она. — Он сожалеет, что потревожил ваш ум. Он желает только хорошего, уверяю вас, ибо не было еще человека более доброго и мягкого. Он не обидит и мыши. Да, уверяю вас, Священная мать, на днях моя кошка поймала мышь, а он своими руками разжал ей рот и вынул мышь, пытаясь оживить ее.
— Замолчи, глупая девка, — сказала императрица.
Но Жемчужная наложница не хотела умолкать. Она подняла голову и села на пятки; слезы катились по ее лицу, а она кричала на надменную женщину, которая была императрицей.
— Я не умолкну, а вы можете убить меня, если хотите! Вы не имеете права лишать его трона. Он император волею Небес, а вы всего лишь орудие судьбы.
— Хватит, — сказала императрица, ее красивое лицо было суровым, словно лицо мужчины. — Ты перешла все границы. Отныне ты больше никогда не увидишь своего повелителя.
Император вскочил на ноги.
— О, Священная мать, — закричал он. — Вы не убьете эту невинную, единственное существо, которое меня любит, в котором нет лести и притворства, в котором нет коварства…
Наложница поднялась на ноги и прильнула к его руке.