Императрица

Перед глазами Цыси развертывалось театральное представление. Играли исключительно евнухи, поскольку со времен Предка Цяньлуна ни одна женщина не могла выступать на сцене: Предок был сыном актрисы и, желая почтить мать, не позволял другим женщинам походить на нее. В тот день давали хорошо известную пьесу «Сирота клана Чао», которую императрица видела уже много раз, и уши ее устали от пения. Однако ей не хотелось обижать актеров, и вот, пока высочайшая сидела, слушала и отведывала засахаренные фрукты, ее ум обратился к тайнам ее сердца. Что ж, подумала она, почему бы не вызвать Жун Лу сюда, где все собрались, и пока идет пьеса, не объявить всем свою волю? Но прежде чем правительница могла вознаградить воина, тот должен был сам сказать ей, что согласен занять место Су Шуня. Она подозвала Ли Ляньиня.

— Вели моему родичу прийти. У меня есть для него приказание.

Евнух ухмыльнулся и отвесил поклон. Он ушел, пощелкивая пальцами, а Мать императрица повернула голову к актерам и снова, казалось, полностью была захвачена представлением. Ее дамы сидели вокруг на своих местах, и если какая-нибудь из них ловила на себе взгляд госпожи, то сразу вставала. И вот через несколько минут Мэй почувствовала, что за ней пристально наблюдают, и, повернувшись, встретилась с длинными задумчивыми глазами императрицы. Фрейлина сразу же поднялась и поклонилась. Цыси подала ей знак рукой, и прекрасная девушка направилась к ней с заметной робостью.

— Наклони ко мне ухо, — приказала Мать императрица.

Из-за пения актеров голос ее услышала только фрейлина. В самое ухо ей были чуть слышно сказаны следующие слова:

— Я не забыла своего обещания, дитя. Сегодня я его выполню.

Мэй стояла, наклонив голову и скрывая свое покрасневшее лицо.

Мать императрица улыбнулась.

— Вижу, ты знаешь, что я имею в виду.

— Могу ли я забыть обещание, которая дала высочайшая? — ответила девушка.

Цыси потрепала ее по щеке.

— Красиво сказано, дитя! Что ж, ты увидишь…

А начальник императорской гвардии уже появился во дворе. Послеполуденное солнце освещало его высокую фигуру и горделиво поднятую голову. Он пришел в своем воинском наряде, темно-голубом в знак траура по покойному императору; с пояса у родича свисал широкий меч в сверкающих серебряных ножнах. Уверенной поступью Жун Лу приблизился к тронному возвышению и почтительно поклонился. Мать императрица степенно кивнула и знаком показала ему сесть подле нее. Воин поколебался, но сел.

Какое-то время Цыси, казалось, его не замечала. На помост вышел лучший актер и сразу приковал к себе все взоры, запев свою самую знаменитую песню. Императрица тоже внимательно слушала. Вдруг она заговорила, не отводя глаз от сцены:

— Родич, я все время думаю о какой-нибудь хорошей награде за ту службу, что ты сослужил мне.

— Высочайшая, — ответил Жун Лу, — на самом деле я только выполнил свой долг.

— Ты знаешь, что спас нам жизнь.

— Это был мой долг, — настаивал он.

— Ты думаешь, я забыла? — спросила она в ответ. — Я ничего не забываю. Так или иначе, я вознагражу тебя и повелеваю, чтобы ты занял место, которое осталось после предателя Су Шуня.

— Высочайшая, — начал родич порывисто, но Цыси подняла руку, и он замолчал.

— Ты должен согласиться, — сказала императрица, все еще глядя на сцену. — Ты мне нужен рядом. Кому я могу доверять? Принцу Гуну, да — я знаю, именно его имя вертится у тебя на языке. Что ж, я доверяю ему. Но любит ли он меня? Или… люблю ли я его?

— Вам не следует так говорить, — пробормотал родич.

Голос на сцене вознесся высоко, забили барабаны. Дамы принялись криками выражать свой восторг и бросать поющему евнуху цветы и сладости.

— Я люблю тебя всегда, — сказала Цыси. Жун Лу не повернул головы.

— Ты знаешь, что любишь меня, — сказала она. Он все еще молчал.

— Или нет?..

Пристально разглядывая сцену, родич пробормотал:

— Я не допущу, чтобы из-за меня ты упала с вершины, которой достигла.

Она улыбнулась, и хотя тут же снова отвернула голову, ее огромные глаза сияли.

— Когда ты будешь Верховным советником, я смогу вызывать тебя, сколь угодно часто, ибо бремя царствования ляжет и на твои плечи. Регентши опираются на принцев, Верховных советников и министров.

— Я не буду приходить на твой вызов отдельно от остальных советников.

— Нет, будешь.

— И запятнаю твое имя?

— Я сохраню его чистым и сделаю это следующим образом — ты женишься на даме, которую я выберу. — Если у тебя будет жена, молодая и красивая, то кто посмеет сказать хоть одно плохое слово?

— Я ни на ком не женюсь! — резко бросил он сквозь зубы.

Меж тем на помосте знаменитый актер наконец-то отвесил последний поклон и смог сесть. К нему устремился бутафор с чашкой чая. Певец снял свой тяжелый разноцветный шлем и отерся шелковым платком. Появившись с тазиками надушенного кипятка, евнухи-слуги мочили в нем мягкие полотенца и бросали в зрительские ряды, где отовсюду призывно вверх тянулись руки. На золотом подносе Ли Ляньинь поднес горячее благоухающее полотенце Матери императрице. Она взяла, нежно приложила сначала к вискам, потом к ладоням, а когда евнух ушел, заговорила тихо и резко: