Императрица

Любил Морские дворцы и Предок Цяньлун, который построил там библиотеку и назвал ее Сосновая гора, а три зала поименовал так: Зал хрустальных вод, Веранда омовения орхидей (а обряд этот совершался в пятый день пятого месяца лунного года) и Зал радостного снега, названный в честь одного из стихотворений поэта Ван Сичжи, который, слагая однажды зимой свои строки, испытал счастье от неожиданного снегопада. Его стихи, хотя и были вырезаны на мраморе, много веков считались утерянными, пока один простой труженик не обнаружил замечательную плиту в каких-то развалинах и не передал тогдашнему правителю Предку Цяньлуну, а тот поместил ее в подобающий зал.

Такого рода преданиями был овеян каждый уголок Морских дворцов, и Мать императрица читала об этом в книгах. Но ни одно место в этом приюте наслаждений она не любила больше, чем двухэтажный Павильон мыслей о доме, который стоял у Южного моря. Цяньлун построил его для своей фаворитки, прославившейся как Благоухающая наложница Цань Фэй, ибо пот с ее изящного тела был сладостен подобно духам. Она происходила из далекого Туркестана, где ее захватили как военный трофей и взяли от дома и от мужа. Прослышав о волшебной красоте этой кашгарской принцессы, а в особенности о мягкости ее белоснежной кожи, Цяньлун дал приказ своим генералам привезти женщину, и если придется, то силой. Красавица, однако, оставалась верна своему мужу, она ни за что не соглашалась покинуть свой дом, и за нее началась война.

Когда муж принцессы потерпел поражение и наложил на себя руки, то вдову некому было больше защищать, и ей пришлось прибыть к императору Китая. Однако она отвергала Цяньлуна, а тот, хотя и влюбился в наложницу с первого взгляда, не хотел брать ее силой, желая сполна получить удовольствие от добровольного согласия. Поэтому император построил павильон, откуда из башни принцесса могла смотреть в сторону своей утраченной родины, а сам терпеливо ждал, когда же, наконец, она сменит гнев на милость. В этом Цяньлун пошел против совета своей матери, вдовствующей императрицы, которая в ярости велела сыну отослать эту прекрасную и неприступную женщину обратно в Туркестан, так как Благоухающая наложница не позволяла правителю даже приблизиться к ней, говоря, что если он прикоснется своей ладонью к ее руке, то она убьет и себя, и его.

Одним зимним днем, когда император обязан был поклониться алтарю Небес от имени своего народа, его мать послала за Благоухающей наложницей и приказала ей либо уступить императору, либо наложить на себя руки. Принцесса выбрала самоубийство, и услышав ее ответ, вдовствующая императрица повелела отвести строптивицу в пустой зал и вручить ей шелковую веревку. Там одинокая женщина и повесилась. Верный евнух тайком отнес эту весть императору, который хоть и постился в Зале воздержания, очищая себя перед священным жертвенным обрядом, однако тут же позабыл про свой долг и поспешил во дворец. Но он прибыл слишком поздно, и любимая ушла от него навсегда. Таково было предание.

Для своих покоев Мать императрица выбрала теперь Дворец сочувствия, который стоял у Срединного моря и имел множество залов, дворов, бассейнов и цветущих парков. Как же нравилось ей созерцать каменные горки, устроенные среди зелени! Конечно, нынче правительница не могла позволить себе устраивать забавные игрища и не переодевалась вместе со своими дамами в богинь и фей, как это бывало в Летнем дворце, однако впервые после смерти ее покойного господина императора она решилась смотреть представления — нет, не пышные и не веселые, но грустные и тихие, обращенные к мудрости души. Поблизости от каменного парка имелся неиспользуемый двор, и Цыси велела пробить туда ворота, а евнухам, что владели ремеслами плотника, художника и каменщика, приказала возвести там огромный помост и устроить уютную беседку, где она могла бы уединяться вместе со своими фрейлинами и наблюдать за игрой актеров. Царская ложа получилась величиной с комнату и по желанию императрицы была поставлена над узеньким ручейком, бежавшим через двор; журчанье воды и голоса актеров сливались в чарующую музыку. С одного бережка ручья на другой перекинули мраморный мостик, который был не шире тропинки.

И вот однажды, когда Мать императрица почувствовала, что ее тайные замыслы созрели, она приказала призвать сюда Жун Лу. Поступки Цыси всегда отстояли друг от друга во времени, ибо иначе кто-то мог сказать: «Сначала она сделала то, а потом сделала это», и таким образом случайно понять ее скрытые намерения. Нет, прошло целых два месяца после того, как она приняла под свое покровительство дочь принца Гуна, и только сейчас был предпринят следующий шаг. Словно повинуясь мимолетной прихоти, та, чья мудрость не дозволяла прихотей, послала за начальником императорской гвардии.