Императрица

Лоян встретил меня, как одержавшую победу Императрицу. Разрушенный войной город предстал моему воображению нагим и беззащитным. И я вложила сокровища мысли в каждый обновленный причал, каждый канал, проложенный по моему приказу. Я заново вычертила укрепления его прямоугольной стены. Я восстановила десять широких улиц, прорезанных поперечными дорогами, и прежние сто тридцать кварталов. Я приказала посадить в середине каждой дороги двойной ряд пурпурных гранатовых деревьев и розовых — персиковых, возвести каменные мосты в форме радуги и деревянные, раздвигавшиеся, когда под ними, распустив паруса, шли огромные корабли. Я распорядилась подновить и расширить Запретный дворец вкупе с императорским садом. К западу от Дворца я велела построить три храма, дабы в них обрели пристанище духи Императора Высокого Прародителя, Императора Высокого Предка, Императора Вечного Предка, призванные из Долгого Мира. Я создала храм Преклонения, где мои собственные предки получали отныне столь же щедрые жертвы, как и три покойных правителя нашей династии.

Долгий Мир попал в опалу. В Лояне на ветру трепетали алые маки. С высоты пагоды Созерцания я видела, как на севере, посреди императорского сада поблескивают воды Ло. А в густой чаще леса, за окруженными морем вишневых деревьев, павильонами и террасами орхидей вставали весенний и осенний Дворцы. Переходы змеились вдоль берегов, переходя в мосты, ведущие к зеленым островкам, рассыпанным средь вод, словно изумрудно-нефритовые диски. В нижнем городе на юге кипела жизнь: казалось, парусники плывут по небу и отплывающие лодки невозможно было отличить от стаи птиц. Крытые черепицей и соломой крыши отражались в воде каналов желтыми и бирюзовыми пятнами. На горизонте, где зелень сливалась с лазурью неба, плавала черная полоса. И я угадывала, что там — священная долина реки Юй. На ее правом берегу верующие буддисты высекли в скалах тысячи пещер, где веками устанавливали божественные статуи. Там сбылась мечта моего детства: обтесанная гора превратилась в Будду Вайрочану Великого Солнца, сопровождаемого слугами-бодхисатвами. Я наделила гигантскую статую собственным овалом лица, задумчивым выпуклым лбом, продолговатыми раскосыми глазами, а мои чувственные, немного капризные губы навеки застыли в легкой, чуть заметной улыбке.

А еще дальше раскинулись леса, реки, бескрайние поля и города с их вечной суетой. По всем землям Поднебесной трепетали предписанные мной золотые с сиреневым стяги. Люди смертны. А я была хозяйкой этого вечного мира.

* * *

Маленького Фазана, с его истерзанной недугами плотью и усталой улыбкой, затмили изображения Императора Высокого Предка. На коне, с луком в руках он являл собой гордого, непобедимого воина. Сидя на троне со сложенными на коленях руками, в желто-коричневом парчовом одеянии и лакированной полотняной шапке, он сиял неподдельным величием. На вершине горы Тай, в венце из двенадцати рядов нефритовых шариков и пурпурной с черным накидке, затканной священными знаками императорской власти, и подняв в сомкнутых ладонях чашу для священных возлияний, он был величайшим жрецом земного мира.

Маленький Фазан, лихорадочно возбудимый подросток, неверный супруг, бывший для меня и любовником, и братом, стал восковой фигурой, прозрачной тенью, искоркой на ветру. Дух его, побродив по дворцу, присоединился в небесах к душе Императора Вечного Предка. Оба они отныне превратились для меня в легкую волну тепла и дуновение ледяного ветра, доступные для созерцания, но недостижимые в своих заоблачных высях.

Близкие и далекие, они стали звездами.

Двадцать лет ложе мое было пустыней, и Маленькое Сокровище я открыла для себя, как оазис. Позабыв и вялые объятия, и запах целебных настоев, я без стыда наслаждалась молодой упругой кожей, крепкими мышцами, гордо вздымающимся мужским естеством. Любовь, что делает слабых еще слабее, только укрепила мою сильную душу. И я жаждала доказать правительству, что ночные восторги отнюдь не лишают меня здравомыслия днем.

Начались преобразования. Лучшие законоведы были призваны пересмотреть законы и составить новые своды. Некогда экзамены на соискание должности чиновника устраивались по мере государственной надобности, отныне же я потребовала, чтобы они проходили раз в год, и последняя ступень — в моем присутствии. Область знаний была расширена. Сочинение по трудам Великих Классиков перестало быть необоримым препятствием. Я сочла поэзию, музыку богов и зеркало души безошибочным мерилом дарования.

Мою решимость не оставить без внимания ни единого способного человека отразил особый указ: «…Забота о процветании Империи — долг каждого. Пускай все люди, чиновники и не имеющие должности, аристократы и простолюдины, дети Желтой Земли и чужеземцы, достигшие успехов в изучении культуры, обустройства общества, обороны, просвещения, законоведения и строительства, без всяких рекомендательных писем явятся к начальникам отделов по найму…»