Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты

В бумагах остался зачеркнутый вопрос, составленный Волковым, очевидно, он так и не был задан экс-канцлеру: «Известно тебе, что 8 августа минувшего года в Царском Селе имела ее императорское величество некоторый припадок болезни. А, напротив того, памятно тебе, что Апраксин, стоя под Тильзитом, имел намерение сие место укрепить, так что принятое потом, вдруг 14 и 15 чисел в ночь намерение, все бросая, с поспешанием назад идти, справедливую причину подает не только подозревать, но и несомненно верить, что, конечно, он о помянутом припадке уведомлен был. И потому имеешь ты показать, не ты ли его о сем уведомил, или хотя не ведаешь ли ты, что кто-либо другой это сделал». А кто этот другой, понятно – великая княгиня. Комиссия не позволила Волкову задать этот вопрос, потому что, во-первых, надо судить всех генералов, которые советовали отступление, и в первую очередь Фермора, во-вторых, это вопрос и государыне нельзя было показать из-за слов о ее болезни, и в-третьих – совсем не ясно было, стоило гробить великую княгиню или нет. Государыня на ладан дышит. После каждого ее припадка приближенные начинают старательно посещать молодой двор. А ну как завтра уже будет перемена власти?

До пыток дело не дошло. Елизавета, при всей своей нелюбви к Бестужеву, отдавала ему должное в верном служении России, а что на старости лет с ума сошел, так за это не пытают. Напоследок ему предъявили золотую табакерку с портретом Екатерины: «Отвечай, откуда сие у тебя?» Бестужев показал, что табакерку подарила ему сама великая княгиня во дворце за несколько месяцев до ареста.

Ночной разговор

Перед Елизаветой стоял серьезный выбор. Что делать: разбираться ли в бестужевском деле до конца и вывести всех на чистую воду, или остановить дело, ограничившись уже известным из опросных листов? Главный вопрос – о престолонаследии – так и не был задан Бестужеву. Одна мысль, что приближенные ждали ее смерти и принимали по этому поводу какие-то действия, была непереносима. Но она была ответственным человеком, она была дочерью Петра Великого, и она понимала, что трон оставить не на кого. Племянник Петруша, кровинка ее, сын любимой сестры Анны, совсем не пригоден для царствования, но зато жена у него умна. Так стоит ли ее выводить на чистую воду?

Огромное влияние на исход дела Бестужева произвел ночной разговор, который произошел между императрицей и Екатериной. Положение великой княгини при дворе было очень трудным. Отношения с мужем были безобразными, он похвалялся, что разведется с ней и женится на любовнице Елизавете Воронцовой, племяннице нового канцлера. Не открыто похвалялся, но при дворе всегда все было известно. Пока это были только слова, но после ареста Бестужева над Екатериной повисла реальная угроза. Если ее привлекут к этому делу, то неизвестно, чем все кончится, может быть, монастырем, а может, и Сибирью.

Для разрешения всех вопросов помог случай. Екатерина через записку договорилась с Понятовским встретиться в театре на русской комедии. Но великий князь не любил русской драматургии, сам не поехал и жену не пустил. Елизавета попробовала настаивать, он запретил давать ей карету. В дело вмешался гофмаршал молодого двора Александр Шувалов. Через него обиженная, плачущая Екатерина передала письмо императрице. В письме она благодарила ее императорское величество за милости, но поскольку ее жизнь с великим князем ужасна, просила позволения уехать домой – в Германию.

Ни ответа, ни привета. Передать государыне письмо великой княгини вовсе не значит, что она его получит. Тут новая напасть. У Екатерины забрали близкого ей человека – дуэнью Владиславову. Доведенная до отчаяния великая княгиня от слез слегла в постель, никого не принимала, ни с кем не общалась. Камер-юнгфера Шаргородская – племянница духовника императрицы Дубянского – предложила ей свою помощь: «Мы все боимся, как бы вы не изнемогли от того состояния, в котором находитесь. Позвольте мне поговорить с моим дядей… обещаю вам, что он сумеет так поговорить с императрицей, что вы будете довольны».

Екатерина согласилась, но продолжала плакать и довела себя до того состояния, что Александр Шувалов вызвал к ней врача. «Мне нужна исповедь, – сказала Екатерина, – душа моя в опасности, а моему телу врач больше не нужен. Я хочу исповедаться». Она была в таком состоянии, что ей легко было разыграть опасную болезнь. Эти события мной рассказаны со слов самой Екатерины, она подробно описала все в своих «Записках». Пришел протоирей Дубянский, и Екатерина рассказала ему обо всех своих бедах. На исповеди не лгут, протоирей поверил каждому ее слову. О Дубянском Екатерина пишет: «Я нашла его исполненным доброжелательства ко мне и менее глупым, чем о нем говорили. Он сказал мне, что мое письмо производит и произведет желаемое впечатление, что я должна настаивать на том, чтобы отослали, и что наверное меня не отошлют, потому что нечем будет оправдать эту отсылку в глазах общества».