Императрица Фике

Герцогиня Иоганна-Елизавета перешагнула порог синего кабинета, присела, склоненная в глубоком реверансе, вытянув обе руки по пышной своей робе.

Из-за рабочего, красного дерева бюро с бронзой поднялся и шёл к ней его величество Фридрих II. Прусский король.

За герцогиней в почтительном поклоне замер первый министр короля — граф Подевильс.

— Кузина! — воскликнул король. — Рад видеть вас! — И он протянул ей руку, которую она попыталась поцеловать.

Хотя рука короля и была вытянута как раз для этого, тем не менее он сам взял руку герцогини и коснулся ее холодными сухими губами. — Я очень рад, государыня моя кузина, что вы решились на такое путешествие! Конечно — одна? Без супруга?

— Таково желание вашего величества.

— Так и следует… От нас, мужчин, слишком крепко пахнет немцем, а в Петербурге бестия Бестужев не любит нас, избранный богом народ. Женщина же тоньше… Ха-ха!

— Вы льстите дамам, ваше величество!

— Не думаю… Ну хорошо, идем сядем. Вы знаете, в чем дело?

— В основном, ваше величество… Однако иногда ведь детали важнее основного.

Король провел герцогиню к канапе, обитому синим шелком.

— Вы правы. Все в деталях. Но важно и основное — вы лично должны очаровать императрицу, а ваша дочь — Карла-Петра-Ульриха, наследника русского престола… Они должны быть всецело наши. Очень важно!

— Но принц-наследник — и так добрый немец, ваше величество. Ведь его русская мать умерла через месяц после его рождения…

— Кузина, в нем кровь Петра. Ваша дочь должна сделать так, чтобы великий князь забыл про это…. Достаточно ли она хорошая немка для этого?

Граф Подевильс поднял правую руку с отставленным изящно мизинцем в отводящем жесте:

— Но, ваше величество… Едва ли можно сомневаться, что дочь герцога Ангальтского…

— Ну, я пошутил, пошутил… Нам из-за этого брака пришлось вести при русском дворе большую борьбу. О, этот Бестужев! Он ведь стоял за Анну-Марию, дочь польского короля. Все это саксонские штучки, вернее — саксонское золото… А чем был бы этот польский брак для Пруссии? Ужасно! Польша давно наш величайший барьер на востоке. Вот почему я предложил в невесты его высочеству наследнику Петру принцессу из древнего прусского рода. Вашу дочь…

— Но, ваше величество, сами вы имеете прекрасных сестер!

— Государыня моя кузина достаточно проницательна, чтобы понять, что если бы невестой наследника русского престола была сестра прусского короля, на это было бы обращено гораздо больше внимания, чем нужно. А вашей дочери предстоит сделать то же, что сделали бы мои сестры, но она привлечет гораздо меньше внимания… Как я слышу со всех сторон, ваша дочь обладает сильным характером, большими талантами. Мне отлично известно, как относится императрица России к вашей семье, как она до сих пор любит вашего покойного брата… Надеюсь, что вам будет не трудно прирасти к сердцу этой русской боярыни, сентиментальной и простоватой… А главное, я надеюсь, что вы сами тоже останетесь в Петербурге и будете руководить действиями вашей дочери, пока она не станет сама достаточно взрослой…. Граф Подевильс сейчас проинструктирует вас, какую позицию вы займете в Петербурге…

Голова Иоганны-Елизаветы сладко кружилась. Какая высокая роль! Какое доверие!

Граф Подевильс начал говорить медленно и веско, посматривая с улыбкой на короля, который слушал, насупившись:

— Ваша светлость должны оказать решающее влияние на ходы русской политики…

Герцогиня взглянула на короля большими черными глазами, полными глубокой преданности.

— Не скрою, — продолжал министр, — ваша задача трудна: многие испытанные политики борются между собою при русском дворе. Англичане не жалеют денег, они щедро платят Бестужеву. Дело в том, что… э-э…

— Э, — махнул рукой Фридрих. — К чему министр, если налицо сам король? Я скажу все сам. Просто мы бедны: Мы очень бедны. Но мы богаты возможностями. Хозяйство Пруссии теперь в образцовом порядке…. У нас прекрасные солдаты! Но у нас мало земли! Нам нужна земля! Если бы у нас были такие же возможности, какие имеют эти славянские рабы на Востоке, чего бы мы не могли достичь при немецком трудолюбии? И вы, кузина, должны внушить дочери, что ее немецкой, ее аннибаловой клятвой должно быть разрушение бестужевской системы европейских сил, обращенной против Пруссии. Россия должна стать для нас тем же, чем для наших отцов была Франция. Я и сам раньше верил во Францию, но тяжелый опыт Заставил меня пересмотреть мою точку зрения.

Король вздохнул — голова бедного Катте мелькнула снова перед его глазами.