Императрица Лулу

Он сделал рукою некий отстраняющий жест, словно бы отвергая сейчас официальный тон между близкими друзьями. Тем более близкими, когда Лулу родила от друга девчонку — девчонку с такими же умильными губками, как у неё самой, но совершенно черноволосую, как, Господи, спаси, какую магометанку — совершенно черноволосую, точь-в-точь такую, как черноволосый, как смоль, друг Адам. И нос, начал он раздражаться, и нос у девчонки был точь-в-точь, как у друга Адама — курносый, гордый и независимый. Впрочем, и сама Лулу со своим миниатюрным носиком лишь изображала — так он полагал, — лишь изображала полное послушание, приличествующее супруге Российского Императора. И девчонка их с князем Адамом, называвшаяся Марией Александровной… Тут он взял себя в руки. Девочка умерла, прожив меньше года. Бог, как всегда, рассудил лучше всех. Повернувшись к окну, коротко перекрестился, гоня ненужные сейчас мысли, не достойные сидящего на троне. Пустое. Пустое. Пустое. Главное — спасение государства. И вновь вспомнил, что государство уже спасено. Опять перекрестился на окно, словно бы на видневшийся в быстро наступающих сумерках шпиль Петропавловки.

Ясный колокольчик доложил, что вошли камердинеры со свечами. Он смотрел, как зажигают шандалы. Возле прибора для письма — из зелёной яшмы, любимый был батюшкин прибор — заколыхались тени. Вновь перекрестился тяжелым мыслям, будто бы присутствовал сейчас на службе в Исаакиевском соборе. Довольно. Довольно мыслей. Кашлянул:

— Изложи изустно.

И бросил в воздух:

— Никого.

И тут же по комнатам и коридорам прошелестело брошенное слово, так же повисло в воздухе: никого, никого, никого… Блестели под свечами генеральские эполеты на расхаживающих в приёмной, в галерее, в малой гостиной и в зале; в камердинерской, получив передышку, откровенно отдыхали: никого, так, значится, бессчетно, знали, ещё времени есть. Из столовой понесли гусятницы на кухню — поддерживать на пару — и паштеты — в ледник, чтобы вновь положить на лед, покамест не явится государь; из официантской вышли с крышками от салатниц и с салфетками, чтобы накрыть холодное; начали вновь придвигать отодвинутые было стулья. Старший официант, блестя лысиной, тайком перекрестился, не зная, что повторяет сейчас Императора России, открещивающегося от мыслей о человеческой тщете, старший официант перекрестился при мысли, что было б, когда успели бы открыть бутылки на винном столе — числом всего двадцать штук — присланного из Пруссии лафита, рубин, а не лафит, чистый императорский рубин! Господи! Истинно — Бог упас. Белые кавалергарды, самые яркие бросая сполохи от кирас, касок и палашей, встали у белых императорских дверей, тоже играющих позолотой не хуже неподвижных игрушечных солдатиков.

В кабинете Чарторыйский вновь сдвинул каблуки, тоже откашлялся, оглянулся на закрывающиеся за людьми двери, дождался легкого стука створок. Заговорил по-русски, потому что Александр сейчас и приказал по-русски, заговорил, словно бы только что и не помышлял о внутренних преобразованиях в России.

— Составлена «Секретная инструкция», Ваше Величество, доводящая до сведения Сент-Джеймсского кабинета русский проект. Франции надлежит вернуться в первоначальные границы, одновременно же надлежит пересмотреть границы русские и австрийские. Турция же, согласно проекту, имеет разделиться с передачею некоторых её территорий России и Австрии. Из оставшихся частей образуется некая федерация государств под рукою России. Изволите видеть, Ваше Величество, что Вы выступаете не против Франции, а исключительно против её правительства. Вы предполагаете, что народы, освобожденные из-под ига узурпатора, сами установят в своих странах либеральный режим, основанный на европейских завоеваниях девяностых годов, Ваше Величество.

Он, уже сидючи за столом и подперев рукой голову, горестно закивал тому, что друг Адам всё ещё не избавился от восторженных мечтаний их юности. Либеральный режим! Сказал:

— Здесь точно зачитай.

— Извольте, Ваше Величество: «Я хотел бы, чтобы оба наши правительства согласились между собою не только не восстанавливать в странах, подлежащих освобождению от ига Бонапарта, прежний порядок вещей со всеми его злоупотреблениями, с которыми умы, познавшие независимость, не будут уже более в состоянии примириться, но, напротив, постарались бы обеспечить им свободу на её истинных основах».

— А деньги?

В воцарившемся молчании он ещё раз произнёс:

— А деньги?

— Деньги, Ваше Величество?

— Деньги.

— Я, Ваше Величество, полагал, что Ваше Величество выступает за выработку общего договора, который стал бы своего рода новым кодексом международного права, Ваше Величество. Изволите видеть… Вот: «…никогда не начинать войны, не исчерпав предварительно всех средств, которые может предоставить посредничество третьей стороны».

— Не исчерпав всех средств, — грустно повторил он от стола. — Средств… Продолжай. Точно зачитай об европейском союзе.