Императрица снежной страны (ЛП)

Внутри комнаты она нашла госпожу Мацумаэ, ее фрейлин и горничную Сирень. Госпожа Мацумаэ сидела на коленях за столом над листами бумаги с кистью в руке. Фрейлины готовили для нее тушь. Их действия походили на некий религиозный ритуал. Сирень раздували угли в жаровне. Она украдкой улыбнулась Рейко. Другие женщины вежливо поклонились.

— Доброе утро, — сказала госпожа Мацумаэ. Тон, каким были произнесены эти два слова, ясно говорил, что она была вовсе не рада снова видеть Рейко. Рейко поняла, что получить информацию от госпожи Мацумаэ будет непросто, для начала ей надо как-то сгладить впечатление от их прошлой встречи.

Опустившись на колени и кланяясь, Рейко сказал:

— Я сожалею о вашей дочери, я не должна была так бесчувственно говорить. Пожалуйста, примите мои соболезнования.

— Они высоко ценятся. — Госпожа Мацумаэ, казалось, немного смягчилась. — Это я была не права, что столь неучтиво встретила почетную гостью. Пожалуйста, простите меня.

Несмотря на это извинение, Рейко чувствовала отвращение к госпоже Мацумаэ. Теперь, когда она знала, что госпожа Мацумаэ потеряла ребенка, она не хотела быть рядом с этой женщиной. Ею овладел иррациональный, но мощный страх, что горе госпожи Мацумаэ может перекинуться на нее. Но она не должна показывать госпоже Мацумаэ свои чувства.

— Тут нечего прощать, — сказала Рейко, придавая своему тону сострадательные интонации. — Я понимаю.

— Моя дочь была моим единственным ребенком. — Госпожа Мацумаэ водила своей кистью на бумаге. Рейко предположила, что она практикуется в каллиграфии. — Ей было всего восемь лет, когда она умерла.

Рейко сочувствовал ей, понимала, что ей хочется говорить о своей дочери, но она не хотела слушать, потому что она чувствовала страшное родство с госпожой Мацумаэ. Ведь расстояние между женщиной, чей ребенок пропал и женщиной, которая потеряла его навсегда, было минимальным. Рейко могла представить себя произносящую подобные слова: Масахиро был моим единственным сыном. Ему было всего восемь лет, когда он умер.

Госпожа Мацумаэ смотрела на Рейко, ожидая какого-то ответа. У Рейко возникла кошмарная мысль, что они поменялись местами и она, рассказывает свою трагическую историю госпоже Мацумаэ. Она запнулась:

— Могу я спросить имя вашей дочери?

— Нобуко. — Госпожа Мацумаэ произнесла это слово, как заклинание, которое может воскрешать мертвых.

— Она была такая красивая девочка, — сказал одна из фрейлин.

Прошлый раз Рейко не обратила на них особого внимания, они показались одинаковыми. Она не запомнила их имена, но теперь она заметила, что на самом деле они очень разные по внешнему виду. Та, что сейчас заговорила, была стройная, как бамбуковая палочка, с умным выражением, ее движения были точно выверены, когда она подливала тушь госпоже Мацумаэ.

— И такая хорошая и очаровательная, — прощебетала дама, которая смешивала тушь с водой. У нее были округлая фигура и сладкое, пустое, как анютины глазки, лицо.

— Нобуко была очень умная, — сказала третья, сидящая без дела рядом с госпожой Мацумаэ, у нее была сильная, крепкая фигура. Если бы она побрила макушку и надела доспехи, то могла бы сойти за солдата.

— Она играла на сямисэне, писала стихи и вышивала. Ее почтенная мать вырастила ее, как настоящую молодую госпожу в Эдо.

— Этого ничего не было, — пробормотала госпожа Мацумаэ, отложив в сторону страничку с каллиграфией и начала новую. — Она была обычной девочкой.

Несмотря на эти слова, она улыбнулась, похвалы ее дочери подняли ей настроение. Потом она снова опечалилась. — Климат в Эдзо очень жестокий к детям. Прошлой зимой Нобуко заболела. Высокая температура и кашель не хотели уходить. Она потеряла аппетит. — Госпожа Мацумаэ нахмурилась над страницей. — Что бы ни делал врач для ее спасения, все было бесполезно. Вскоре она была слишком слаба, чтобы встать с кровати.

Каждый рывок боли госпожи Мацумаэ наносил раны в сердце Рейко. Политический климат в Эдо очень жестокий к детям. Осенью прошлого года враги моего мужа похитили нашего сына. Мы искали его по всей Японии, но это было бесполезно. Рейко хотелось рукой заткнуть рот госпоже Мацумаэ, чтобы остановить поток бедствий как источник заразы.

— С наступлением весны, — продолжала госпожа Мацумаэ — казалось, Нобуко поправится. Она меньше кашляла. Она ела, она окрепла. Но потом…

Длинная, гнетущая пауза последовала за словами госпожи Мацумаэ. Она дрожала, будто кипевшие в ней чувства собирались разрушить ее. Она прошептала:

— Я держала Нобуко на руках, когда ее дух ушел из этого мира в другой. Я попрощалась с ней, и я молилась, чтобы мы воссоединились, когда я умру.

Ее рука сжала кисти, с которых капала тушь. Рейко казалось, будто это была ее собственная кровь, окрашивающая белую бумагу. Я держала тело Масахиро в моих руках, но было слишком поздно, чтобы попрощаться. Его дух уже покинул этот мир. Пусть моя смерть когда-нибудь воссоединит меня с ним. Рейко знала, что так думать нельзя, но она не могла остановиться.

Госпожа Мацумаэ маниакально, страницу за страницей, расписывала листы бумаги, а потом сказала, обращаясь к Сирени:

— Я готова.