Она медлила, хоть ждали все – стражники, погонщики, приближенные и даже второй по значимости человек во всей империи. Ждали не ее, сами того не зная, а меня.
Этот дар был ужасен, но в нем я увидела ее сердце – разбитое после разлуки с севером, а после выкованное вновь и закаленное аньской столицей и водами Алого озера. Больше у нее не было ничего, и она отдала мне единственное, что имела.
– Пусть покончит с собой, – наконец сказала я. – Для меня главное, чтобы он умер, неважно как.
Думаю, простой люд понимает это лучше, чем знать. Для благородных важно, каким будет путь вниз – проткнет ли тебя копьями десяток стражников, утопят ли тебя в шелковом мешке или позволят снять халат, спуститься к берегу озера и там выпустить самому себе кишки. Простолюдины понимают: смерть – всегда смерть.
Мне не хотелось смотреть, как он умирает. А Инъё и Май смотрели, а потом велели страже убрать за ним. А я находилась в Благодатном Жребии, где все уже выглядело и ощущалось по-другому. Наши дни там были сочтены.
После этого предстояло немало дел, и, по-моему, Инъё еще много ночей спала не больше четырех часов подряд. Она горела сухим и лихорадочным жаром, пока жребий, выпадавший ей последние четыре года, наконец становился явью. Приходилось и принимать донесения, и подавлять ответные мятежи, и предотвращать покушения, следовавшие одно за другим.
Но однажды вечером, когда в поместье появились две монахини одного южного ордена, Инъё отозвала меня в сторонку.
– Если у него и были близкие, то он не рассказал нам о них, а время отправить его в путь давно пришло. Ты придешь?
Конечно, я пришла. К северу от дома уже возникло маленькое кладбище. Здесь похоронили старую служанку, а недавно компанию ей составили двое наемных убийц. А теперь безмолвный дюжий здоровяк с севера вырыл глубокую и узкую могилу для Сукая, и, пока монахини нараспев читали сутры, готовя покойника к грядущему пути, мы опустили его останки в могилу.
С сухими глазами я смотрела, как могилу забросали землей, затем навалили сверху камни, чтобы ее не разорили звери. Май вырезала для него надгробие с фигуркой птицы сукай, потому что писать она не умела. Изображение оказалось уместным – вы можете сходить и убедиться в этом, если хотите.
Я родила через четыре недели после нашего возвращения в Благодатный Жребий. Муки начались в сумерках, Инъё выставила из покоев всех, со мной остались только она и Май. К потолочной балке подвесили веревку, за которую я тянула, когда боль становилась невыносимой, и на рассвете, когда я уже бредила, едва не обезумев, родилась девочка.
– Ты точно решила? – спросила Инъё, и я кивнула.
Они с Май обмыли меня и ребенка, и, пока я спала, Инъё вынесла в мир малышку – свою дочь, порождение чуда.
В книгах говорится, что император Ань явился к Инъё во сне и заронил семя в ее чрево. Аньскому народу очень нравятся предания о великой мужской силе его правителей, об их способности преодолевать сон или смерть. В исторических трудах нет недостатка в подобных сюжетах.
С маленькой принцессой на руках и войском северных мамонтов за спиной Инъё вернулась в столицу. Что было дальше, уже всем известно. Город она заняла почти без кровопролития, император Сун покончил с собой, а может, его прикончили вельможи, не желающие видеть унижение династии. Наследного принца похитили, он пробыл принцем в изгнании до тех пор, пока несколько лет спустя его не убили тюремщики. Инъё действовала так справедливо, как только могла, была безжалостной, когда требовалось, и на следующий день после триста пятьдесят девятого затмения, названного историками концом династии Су, она была коронована как Императрица Соли и Жребия, правительница Ань и сестра севера.
Север захватил юг, и вот к чему мы пришли теперь, шестьдесят лет спустя.
Рассказ окончен. Вы понимаете?
– Думаю, теперь я понимаю, вдовствующая императрица.
Тии медленно опустились на колени перед Крольчихой и прижались лбом к пыльным половицам.
– Ох, прекратите немедленно, – сказала она. – Любому, кто хоть что-то смыслит, известно, почему так делать не следует.
Тии снова сели и кивнули.
– Мне хотелось показать вам, что я в самом деле понимаю. Вас полагается почитать как мать Императрицы Пшеницы и Паводка, а также как близкого друга Императрицы Соли и Жребия.
– Вспомни ваши летописи, служитель. Почести – свет, приносящий беды. Тень куда надежнее.
Той ночью Тии приснилась молодая женщина в одежде служанки, идущая по сумрачным покоям Благодатного Жребия. Попутно она наводила порядок в доме, и без того опрятном, – там поправляла вазу, тут выпускала на волю мотылька. Она оглядывала обстановку с выражением нежности и тоски, но, когда вышла на улицу и обогнула дом с северной стороны, ее шаги ускорились.
Возле груды камней, прислонившись к ней и в притворном нетерпении постукивая ногой, ждал юноша – долговязый, с длинными конечностями и слегка неправильными чертами лица.
– Ну наконец-то, Крольчиха! Я думал, кроликам полагается быть проворными, а ты вон какая медлительная.
– Было бы к кому торопиться! Не льсти себе. Я прекрасно проводила время в столице.