Императрицы

– Учитель, позвольте задать вам несколько вопросов. Это то, что меня волновало за границей, когда мне приходилось говорить там о русских делах и о… Государыне… Я много слышал… Приехал сюда и задумался. Вчера в Эрмитаже… Потом объехал весь Петербург… Какой блеск, какая красота! Смольный, Потёмкинский дворец с его садами, прудами и озёрами – вся эта сказочная роскошь Петербурга – это не пыль в глаза, чтобы глаза не видели, чего не надо? Блестящий, изумительный, великолепный занавес, произведение тончайшего искусства, – а за ним грязный сарай, полный мертвечины, гниющих костей и всяческой мерзости. Гроб повапленный… так казалось мне. Так думаю и теперь. Вы позволите всё сказать, что слышал и что сам продумал?

– Говори, если начал. Говори, договаривай. Молодо – зелено… И мы когда-то так думали, колебались и сомневались. Только знание побеждает сомнение…

– Так вот… Какое прекрасное начало царствования… «Наказ». Каждое слово дышит «L'esprit des lois» Монтескье…[2]

– Верно, верно, Август. Государыня эту книгу называет молитвенником своим. Не расстаётся с нею.

– В «Наказе» мысли из «Essai sur les moeurs et l'esprit des nations» Вольтера[3] и из «Анналов» Тацита… Всё это такое передовое, такое – я бы сказал – европейское!.. И мы ждали… О с в о б о ж д е н и я к р е с т ь я н! Воли рабам! Она же говорила, что «отвращение к деспотизму верным изображением практики деспотических правлений» внушено ей чтением Тацита. Мы ждали отказа от самодержавия, создания представительного народного правления, будь то по старорусскому укладу вече, или там Земский собор, или по образцу английскому – парламент. И мы ждали от неё великого света с востока, и вместо того…

– А, Боже мой, Август… Одно, как говорит она, «испанские замки» мечтаний, другое – труд, правление. Да народ-то русский созрел для таких реформ?.. Не делала она опытов, не пыталась и дальше идти по намеченному пути? Она показала свой «Наказ» ряду лучших передовых людей. «Наказ» испугал их. В нём видели такое резкое уклонение от старых порядков, такую ломку, какой и Пётр Великий не делал. Никто не соглашался на освобождение крестьян. Отмена пытки казалась невозможной. Пришлось сократить и переделать «Наказ». Государыня, однако, не остановилась перед препятствиями. Ты знаешь, слыхал, конечно, о созыве в 1767 году Комиссии о сочинении нового уложения… Были собраны представители от дворян, горожан, государственных крестьян, депутаты от правительственных учреждений, казаки, пахотные солдаты, инородцы… Пятьсот семьдесят четыре человека собралось в Москве. Какого тебе Земского собора ещё надо! Собрался подлинный российский парламент. И что же? О России они думали? Нет! О России она одна думала. Там думали только о себе, свои интересы отстаивали, свои выгоды защищали. Дворянство требовало, чтобы только оно одно могло владеть крепостными людьми, требовало своего суда, своих опекунов, свою полицию, права на выкурку вина, на оптовую заграничную торговлю. Оно соглашалось на отмену пытки, но только для себя… Купцы тянули к себе. Крестьянство…

– Ну что же крестьянство?.. Что же оно? В этом-то весь смысл…

– Что говорить о нём! Чай, и сам знаешь… За границей очень много об этом писали. Крестьянство ответило – Пугачёвым… Пугачёв освободил крестьян, и они показали, на что способен народ без образования, но с волей. Пугачёв подарил народу – иначе он не мог поступить, как должна была бы поступить и Государыня, если бы сейчас вздумала бы освобождать крестьян, – подарил земли, воды, леса и луга безданно и беспошлинно. Он призывал уничтожить все ненавистные заводы и истреблять дворян. «Руби столбы – заборы повалятся», – писал он. Столбы рушились на совесть. Тысячи дворян, помещиков были повешены. Пугачёв приказывал: «Кои дворяне в своих поместьях и вотчинах находятся, оных ловить, казнить и вешать, а по истреблении оных злодеев-дворян всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут…» Вот что такое народная воля без просвещения! И Государыня как ещё это поняла! На пугачёвский бунт она ответила – Комиссией о народных училищах, главными народными училищами, специальными школами и прочая, и прочая. Ты посмотри-ка теперь, сколько стало образованных и просвещённых людей в России, и теперь уже нет надобности, как тебя, посылать учиться за границу – своё имеем, и очень даже неплохое… Вот с чего начала она – волю крестьянам!..

– Да… Может быть… Если только это правда…

– Как – правда?.. Ужели ты думаешь, я лгу?..