Императрицы

Рита была потрясена. Бедная Россия! Несчастная императрица Елизавета Петровна!.. Рита хотела рассеяться и продумать, что же произошло?.. День яркий, точно весенний, манил на прогулку. Девочки просили не возвращаться домой. Небо было голубое, в белых облаках, ветер, пахнущий морем, рвал дымы труб, гулкие голоса неслись по тихим улицам, мягкий снег в темных лужах блистал, песок на дощатых панелях хрустел под ногами – все было точно на масленой, а не в Рождество. Рита вышла маленькими узкими уличками на широкий Петербургский тракт.

Ей навстречу от Двины шла густая пехотная колонна. Светло-синие епанчи рекою заливали дорогу. Сзади до самого горизонта тянулись обозы. Знамена были свернуты в чехлах. Фурьерские значки пестрыми бабочками трепетали над ротами. Передний батальон, бодро покачиваясь, шел в ногу. Песенники заливались перед ним. Слишком знакома была песня Рите. Она издали узнала и мотив и слова:

– Солдатушки, бравы ребятушки,

Кто вам краше света?

– Краше света нам Елизавета,

Во-от кто краше света!!

Песенники начали повторять припев, когда какой-то человек подошел к ехавшему впереди на лошади офицеру и что-то сказал ему. Офицер махнул рукой песенникам, те на полуслове оборвали песню. Офицер снял медную шапку и перекрестился. Колонна поравнялась с Ритой. Та взглянула на ехавшего перед батальоном майора, схватилась за сердце и остановилась.

На худой, косматой, запотелой, дымящей паром лошади, в длинной оборванной голубой епанче ехал Лукьян Камынин. Он даже не посмотрел на Риту. Его голова была опущена. Шапка с медным налобником имела пулевую дырку. Из-под нее седыми космами выбивались волосы, не прикрытые париком. Он ехал слишком большой для своей лошади, опустившись в седле и едва не доставая длинными ногами до земли. На ногах были рваные подопревшие башмаки. На щиблетах не хватало пуговиц. Широкий медный строй барабанщиков, валторнистов и гобоистов шел за ним. Дальше шли гренадеры. Рита, привыкшая к прекрасной одежде и «позитуре» петербургских полков, не узнавала полка своего брата. Епанчи на солдатах были оборванные, закоптелые и обожженные в пламени костров, у многих гренадер на ногах были лапти. Были и босые, шедшие в одних темных онучах. Тяжелый запах пота, дыма костров, кислой вони мокрого сукна, прели, точно трупный запах, шел вместе с колонной. Длинные ружья были завалены на плече за ухо и, сталкиваясь, звенели штыками. Люди сбились с ноги и шли с глухим говором. Шнап-саки у кого из телячьей кожи, у кого из холста придавали солдатам вид нищих богомольцев. Рита видела в солдатских рядах безруких, сержант при втором плутонге ковылял на деревянной ноге. Но страшнее всего были лица. Темные, исхудалые до костей, – будто то черепа были под медными гренадерскими шапками, – без париков, с прядями грязных, нечесаных волос, с большими голодными, мрачно горящими глазами, они говорили о тяжких страданиях, о пережитом, не знаемом другими людьми ужасе.

Не такими представляла себе Рита победителей Фридриха, бессмертных гренадер, кого мало было убить, надо было еще и повалить.

Первый батальон прошел. За ним шла такая же косматая, дымная голодная лошадь., На ней сидел майор. Это был седой старичок. У него не было уха, и темный шрам от затылка до низа щеки придавал его лицу страшное выражение. Он равнодушными глазами посмотрел на Риту и на девочек, обернулся к мушкетерам и сказал шепеляво беззубым ртом:

– Цорндорфскую!..

Рита пошла за батальоном. Она со страхом и волнением слушала песню. Два голоса, один – высокий, точно женское сопрано, другой тенор, вторивший ему, начали:

И мы ходили-то, солдаты..

Вся рота с необычайной силой, грозно, басами повторила – «солдаты!».

Песенники запели хором:

…по колен в крови,

И мы плавали, солдаты, на плотах-телах,

И ручьем кровь да туды-сюды разливается,

И наше храброе сердце да разгорается.

Тягуче и медленно звучала песня, как похоронный марш. Солдаты тяжело шлепали по мокрому, разбитому ногами снегу. Рита вспоминала своего брата, убитого под Цорндорфом… Так вот как он был убит!.. Страшный бой стена на стену вставал перед нею. Эта песня точно завершала только что окончившееся царствование. С ним, было очевидно, кончалась и война. Солдаты шли на кантонир-квартиры. Они уносили с собой память о пережитом. О крови, ранах, страданиях, подвигах и победе.

Кому нужна теперь эта победа и кто вознаградит за нее и вспомнит о ней? Не потому ли так мрачны были и слова и самый напев песни, что пели солдаты, что все – и кровь, и муки, и самая смерть – было напрасно? Два голоса продолжали. Тоска была в их страстно нежном вопле:

– Тут одна рука…

– Рука!! – подчеркнул хор.

В первом батальоне забили барабаны. Полк входил в улицы города. Рита отстала. Она не могла идти скоро. Сильно билось ее сердце. Точно с этим уходившим от нее батальоном уходила и ее жизнь. Девочки докучали ей вопросами, она не отвечала им. С этими батальонами уходило ее прошлое, все, что связывало ее с цесаревной, с Камыниным, с солдатами… Стоило ли жить без них?..