Здесь никогда прежде не видели кандидата в консулы, поэтому даже в маленьких городках Цицерон собирал изрядные толпы. Обычно он выступал, стоя на повозке, и в каждом городе произносил одну и ту же речь — вскоре я заучил ее наизусть. Цицерон обличал порочные рассуждения, в соответствии с которыми человек, живущий на одном берегу реки, является римским гражданином, а его двоюродный брат на противоположном берегу считается варваром, хотя оба говорят на латыни.
— Рим — это не одно лишь место, — заявлял он. — Границы Рима определяются не только горами, реками и даже морями. Принадлежность к Риму зависит не от рода, племени или религии. Рим — это то, к чему следует стремиться! Рим — это высшее воплощение свободы и закона, которого достигло человечество за десять тысяч лет, с тех пор как наши праотцы спустились вон с тех гор и научились жить сообща, согласно определенным правилам.
Далее Цицерон говорил, что его слушатели просто обязаны голосовать, хотя бы во благо тех своих соплеменников, которые пока лишены этой возможности. Ведь избирательное право — это неотъемлемая часть цивилизации, особый дар, сродни умению разводить огонь. Каждый человек за свою жизнь должен хоть однажды увидеть Рим, поэтому следующим летом, когда путешествовать станет легко, все они должны отправиться на Марсово поле и отдать свои голоса.
— А если кто-нибудь спросит, что заставило вас пуститься в столь долгий путь, отвечайте: «Нас послал Марк Цицерон!»
После этого он под рукоплескания толпы спрыгивал с повозки и шел, раздавая направо и налево пригоршни гороха, корзину с которым нес шедший позади него слуга, а я держался рядом с ним, дожидаясь указаний и записывая имена.
За время путешествия мне открылось в Цицероне много нового. Должен признаться, что, даже прожив рядом с ним много лет, я не знал его до конца, пока мы не оказались в одном из маленьких городков (уж и не вспомню, как он назывался: то ли Фавенция, то ли Клатерна) к югу от Пада. Осеннее солнце уже спускалось к горизонту, с гор подул холодный ветер, в лавочках на главной улице стали зажигаться масляные лампы. Я смотрел на лица местных крестьян, с восторгом взирающих на знаменитого сенатора, который стоял на повозке и говорил, указывая тремя отставленными в сторону пальцами в сторону Рима с его славой. И тут я понял: несмотря на блестящее образование и высокое положение, он один из них — человек из маленького провинциального городка, вдохновляющийся образом совершенной республики и совершенного римского гражданина; и все это сжигает его изнутри, поскольку для Рима он и сам — чужак.
В течение следующих двух месяцев Цицерон полностью посвятил себя избирателям Ближней Галлии, особенно тем, кто жил вокруг ее столицы, Плаценции. Этот город расположился по обе стороны Пада, отчего многие семьи оказались разделены на граждан Рима и «варваров». Здесь Цицерону очень помог наместник Пизон. Да-да, тот самый Пизон, который в свое время предрекал Помпею участь Ромула, если тот будет добиваться для себя особых полномочий. Но Пизон руководствовался только соображениями пользы, а его семья имела торговые интересы по ту сторону Пада, поэтому он также стремился к расширению избирательного права. Пизон даже выдал Цицерону особую грамоту с требованием оказывать сенатору всяческую помощь в пределах провинции.
Оказавшись в плену снегопадов, сатурналии мы провели в доме Пизона, и я заметил, что чем больше времени наместник проводит рядом с Цицероном, тем больше он подпадает под воздействие его ума и обаяния. Однажды вечером, после обильных возлияний, Пизон похлопал высокого гостя по плечу и объявил:
— Цицерон, ты, оказывается, хороший человек! Гораздо лучше, чем я о тебе думал! Лично я хотел бы, чтобы ты стал консулом. Жаль только, что этого никогда не случится.
Цицерон не смог скрыть своего удивления.
— А что заставляет тебя так думать? — спросил он.
— Аристократы ни за что не станут на твою сторону, а в их распоряжении слишком много голосов.
— Да, они весьма влиятельны, — признал Цицерон, — но я опираюсь на поддержку Помпея.
Пизон согнулся от смеха.
— Что она тебе даст? — воскликнул он, отсмеявшись. — Во-первых, он сейчас находится на другом краю света, а во-вторых — разве ты еще не заметил? — кроме самого себя, Помпей никогда и никому не помогает. Знаешь, за кем бы я приглядывал, будь я на твоем месте?
— За Катилиной?
— Да, и за ним тоже. Но кого тебе следует опасаться особо, так это Антония Гибриды.
— Но ведь он глупец!
— Цицерон, ты меня разочаровываешь. Когда это глупость мешала участвовать в государственных делах? Попомни мое слово: знать поставит именно на Гибриду, а вы с Катилиной станете сражаться за должность второго консула. Что касается Помпея, то на его помощь можешь не рассчитывать.
Цицерон беззаботно улыбнулся, но слова Пизона, видимо, достигли цели. Лишь только снегопады прекратились, мы поспешили в Рим так быстро, как было возможно.