Империй. Люструм. Диктатор

Чудесные солнечные часы Аттика показывали уже десятый час, когда в библиотеку наконец вошел один из его домашних рабов с известием о том, что прибыл управляющий Гортензия.

— Мы что, будем теперь вести переговоры с его слугами? — пробормотал Цицерон, но его нетерпение было столь велико, что он чуть ли не вприпрыжку выскочил из комнаты и поспешил в атриум. Мы, разумеется, последовали за ним. В атриуме ждал тот самый костлявый управляющий, которого я видел утром в доме Гортензия, только на сей раз он был куда обходительнее. Костлявый сообщил, что на улице ожидает двухместная повозка, которая должна отвезти Цицерона к его хозяину.

— Но я должен ехать с ним! — возмутился Квинт.

— Мне приказано привезти сенатора Цицерона, — невозмутимо ответил посланец Гортензия. — Встреча пройдет в полнейшей тайне. С сенатором может поехать только один человек — его письмоводитель, который умеет быстро писать слова.

Мне это понравилось не больше, чем Квинту. Мне — потому что я не хотел подвергаться перекрестному допросу со стороны Гортензия, Квинту — потому что отказ стал для него унижением и — возможно, это лишь мое предположение — потому что он опасался за безопасность брата.

— А если это ловушка? — возбужденно спросил Квинт. — Вдруг там Катилина? И он устроит тебе засаду на дороге?

— Вы находитесь под защитой сенатора Гортензия, — сухо заявил костлявый. — От его имени и в присутствии всех этих свидетелей даю вам слово чести, что вам ничто не угрожает.

— Ладно, братец, не волнуйся. — Цицерон ободряюще потрепал Квинта по плечу. — Все будет хорошо. Гортензию сейчас совсем не нужно, чтобы со мной что-нибудь «случилось». Кроме того, — улыбнулся он, — я нахожусь под кровом своего друга Аттика, и это лучший залог моей безопасности. Пойдем, Тирон, послушаем, что нам скажут.

Мы покинули надежное пристанище — дом Аттика, — прошли по улице и увидели красивую двухколесную повозку со значком Гортензия на боку. Управляющий уселся рядом с возницей, мы с Цицероном устроились внутри, и повозка покатила вниз по склону. Однако, вместо того чтобы свернуть на юг, к Палатинскому холму, мы, вопреки нашим ожиданиям, поехали на север, к Фонтинальским воротам. Цицерон набросил полу своей тоги на голову, будто бы защищаясь от пыли, валившей из-под колес. На самом деле он просто не хотел, чтобы сочувствующие ему избиратели видели его в Гортензиевой повозке.

Однако, когда мы выехали из города, Цицерон снял наскоро сооруженный капюшон. Я видел, что ему не по себе. Несмотря на заверения слуги Гортензия и его, Цицерона, напускное бесстрашие, он знал, что на пустынной дороге с ним запросто может произойти «несчастный случай». Солнце было большим и уже опускалось, стремясь спрятаться за выстроившимися вдоль дороги гробницами. Тополя отбрасывали зловещие тени, лежавшие на нашем пути, словно горные расселины.

Некоторое время мы тащились позади телеги, запряженной волами, не имея возможности обогнать ее. Когда дорога стала пошире, возница щелкнул хлыстом, наша повозка резко вильнула влево, набрала скорость и вырвалась вперед. К тому времени, я полагаю, мы оба уже догадались, куда нас везут, поэтому Цицерон вновь накинул на голову полу тоги и низко опустил голову. Какие мысли крутились в его голове?

Мы свернули вбок и поехали вверх по крутому склону, по второстепенной дороге, недавно засыпанной гравием, — мимо журчащих полноводных ручьев, через тенистые сосновые рощи, где тишина нарушалась только воркованием голубей, — и вскоре добрались до огромных распахнутых ворот. За нами, посреди просторного парка, виднелась невероятных размеров вилла. Я сразу же узнал ее. Модель виллы показал Габиний завистливой толпе на форуме, сообщив, что это дворец Лукулла.

С тех самых пор, стоит мне ощутить запах еще не высохшего цемента и влажной краски, как я возвращаюсь мыслями к Лукуллу и грандиозному мавзолею, который он выстроил для себя за стенами Рима. Он являл собой великолепное и печальное зрелище. То был, пожалуй, самый блистательный военачальник из числа аристократов за последние полвека. И это притом, что после приезда Помпея на восток у него украли его самую важную победу, а происки врагов, включая Цицерона, обрекли его на многолетние скитания за пределами Рима. Обесчещенный, он не мог даже прийти в сенат, ибо появление в городе лишило бы его права на триумф.

Поскольку Лукулл все еще обладал военным империем, в поместье было много часовых и ликторов — так много, что Цицерон небезосновательно предположил, что, помимо Лукулла, тут есть еще один видный полководец.

— Как думаешь, может ли случиться так, что Квинт Метелл тоже здесь? — прошептал он мне на ухо, когда мы, следуя за управляющим Гортензия, шли по длинным коридорам. — Всемогущие боги, мне кажется, что он здесь!