Читаем Империй. Люструм. Диктатор полностью

Мне сказали, что Антоний был в таком восторге от этих трофеев, что дал Попиллию награду в миллион сестерциев. Говорили также, что Фульвия проткнула язык Цицерона иглой. Правда ли это, я не знаю. А вот что случилось вправду: по приказу Марка Антония голову, которая произносила филиппики, и руки, которые их писали, прибили к ростре в знак предостережения всем, кто вздумает противостоять триумвирату, и они оставались там несколько лет, пока не разложились и не свалились на землю.

После того как убийцы ушли, мы отнесли тело Цицерона вниз, на берег, устроили погребальный костер и в сумерках сожгли его.

Потом я отправился на юг, в свое имение на берегу Неаполитанского залива.

Понемногу я узнавал все больше о том, что произошло.

Квинта вскоре поймали вместе с сыном и казнили.

Аттик вышел из своего тайного убежища, и Марк Антоний помиловал его за помощь, которую тот оказал Фульвии.

А впоследствии, много позже, Антоний совершил самоубийство вместе со своей любовницей Клеопатрой — после того, как Октавиан победил его в битве.

А тот юный мальчик, назвавшийся Цезарем, стал императором Августом.

Но я написал уже достаточно.

Много лет минуло с тех пор, как случились описанные мной события. Сперва я думал, что никогда не оправлюсь после смерти Цицерона, но время стирает все, даже горе. Смею даже сказать, что горе почти полностью зависит от того, как на него смотреть. Первые несколько лет я вздыхал и думал: «Что ж, ему все еще было бы за шестьдесят». десятилетие спустя с удивлением восклицал: «Боги мои, ему было бы семьдесят пять!» Теперь же я думаю: «Что ж, он в любом случае давно был бы мертв, и разве важно, как он умер, в сравнении с тем, как он жил?»

Моя работа закончена. Моя книга дописана. Скоро я тоже умру.

Летними вечерами я сижу на террасе с Агатой, моей женой. Она шьет, а я смотрю на звезды. В такие минуты я всегда думаю о том, как в труде «О государстве» Сципиону снилось место обитания покойных государственных деятелей: «Когда я с того места, где я находился, созерцал все это, то и другое показалось мне прекрасным и изумительным. Звезды были такие, каких мы отсюда никогда не видели, и все они были такой величины, какой мы у них никогда и не предполагали; наименьшей из них была та, которая, будучи наиболее удалена от неба и находясь ближе всех к земле, светила чужим светом. Звездные шары величиной своей намного превосходили Землю. Сама же Земля показалась мне столь малой, что мне стало обидно за нашу державу, которая занимает как бы точку на ее поверхности».

«Если ты захочешь смотреть ввысь, — говорит старый государственный деятель Сципиону, — и обозревать эти обители и вечное жилище, то не прислушивайся к толкам черни и не связывай осуществления своих надежд с наградами, получаемыми от людей. Все их толки никогда не бывают долговечными, к кому бы они ни относились; они оказываются похороненными со смертью людей, а от забвения потомками гаснут».

Все, что останется от нас, — это то, что записано.

<p>Действующие лица</p>

Авл Габиний — бывший трибун родом из той же области, что и Помпей (Пицен); предложил закон, который предоставил Помпею чрезвычайную власть на Востоке во время войны; в награду Помпей назначил его своим легатом во время войны с Митридатом.

Авл Гирций — один из военачальников Цезаря в Галлии, входивший в состав его штаба и готовившийся к политической карьере, известный гурман, ученый, помогавший Цезарю с написанием его «Записок».

Аврелия — мать Цезаря.

Гай Антоний Гибрида — соконсул Цицерона; представитель одной из самых известных римских семей; был изгнан из сената за разврат и банкротство.

Гай Кассий Лонгин — сенатор и талантливый воин; был женат на дочери Сервилии, Юнии Терции, и, таким образом, являлся зятем Брута.

Гай Корнелий Веррес (ок. 115–43 до н. э.) — наместник Сицилии в 73–71 гг. до н. э. Цицерон возбудил против него иск от имени сицилийских городов и так искусно повел обвинение, что Веррес в начале процесса вынужден был покинуть Рим и был осужден уже заочно.

Гай Корнелий Цетег — один из союзников Катилины.

Гай Юлий Цезарь — бывший консул, член триумвирата вместе с Помпеем и Крассом, наместник трех римских провинций — Ближней Галлии, Дальней Галлии и Вифинии. На шесть лет младше Цицерона. Был женат на Помпее, двоюродной сестре Гнея Помпея, а после нее — на Кальпурнии, дочери Луция Кальпурния Пизона.

Гай Юлий Цезарь Октавиан — внучатый племянник и наследник Цезаря.

Гней Планций — квестор в Македонии, происходивший из той же области Италии, что и Цицерон, друг последнего.

Гней Помпей Магн (Великий) — родился в тот же год, что и Цицерон, много лет был самым могущественным человеком римского мира; бывший консул и победоносный военачальник, дважды получивший триумф, член триумвирата вместе с Цезарем и Крассом. Был женат на Юлии, дочери Цезаря.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон

Империй. Люструм. Диктатор
Империй. Люструм. Диктатор

В истории Древнего Рима фигура Марка Туллия Цицерона одна из самых значительных и, возможно, самых трагических. Ученый, политик, гениальный оратор, сумевший искусством слова возвыситься до высот власти… Казалось бы, сами боги покровительствуют своему любимцу, усыпая его путь цветами. Но боги — существа переменчивые, человек в их руках — игрушка. И Рим — это не остров блаженных, Рим — это большая арена, где если не победишь ты, то соперники повергнут тебя, и часто со смертельным исходом. Заговор Катилины, неудачливого соперника Цицерона на консульских выборах, и попытка государственного переворота… Козни влиятельных врагов во главе с народным трибуном Клодием, несправедливое обвинение и полтора года изгнания… Возвращение в Рим, гражданская война между Помпеем и Цезарем, смерть Цезаря, новый взлет и следом за ним падение, уже окончательное… Трудный путь Цицерона показан глазами Тирона, раба и секретаря Цицерона, верного и бессменного его спутника, сопровождавшего своего господина в минуты славы, периоды испытаний, сердечной смуты и житейских невзгод.

Роберт Харрис

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза