Империи песка

Телега подскакивала на дороге. Каждая выбоина ее сотрясала, и встряска распространялась по всему телу Жюля. С такими неудобствами он еще не ездил. После нескольких часов пути у него ломило спину, руки и ноги. Он догадывался, каково сейчас парню, но Этьен не жаловался. Время тянулось медленно, как и окрестный пейзаж. Колонна двигалась в сонном ритме. Поверхность Марны была сплошь покрыта сучьями и корягами, лениво проплывавшими мимо. Жюль смотрел на реку и разговаривал с парнем. Он обрадовался неожиданному попутчику, помогавшему скоротать время. Он отвечал на вопросы любознательного Этьена, касавшиеся Алжира и Италии, и рассказывал про военную историю. Не привыкший к праздным разговорам, Жюль поначалу говорил неохотно, однако характер у парня был настолько легким, что вскоре полковник расслабился и почувствовал себя вполне в своей тарелке. Этьен жадно слушал, завороженный историями об иностранных походах, о давно умерших генералах и давнишних победах. Он и сам не молчал, с большим энтузиазмом принимая участие в разговоре. Этьен был единственным сыном плотника и уборщицы. Его небогатая семья жила на Монмартре. До вступления в армию он не мог найти себе работу. Став солдатом, он прошел всего трехнедельное обучение, после чего их погрузили в поезд и отправили на фронт.

– Я заменитель, – с гордостью сообщил он, и это слово для него много значило; произнося его, Этьен размахивал сигарой в воздухе. – На призыве сын биржевого торговца вытащил «плохой номер». У него была страховка, и я пошел вместо него. – Парень затянулся сигарой, но уже не закашлялся. – Моей матери это принесло полторы тысячи франков. Таких денег она давно не видела, как пить дать. Ей пришлось соврать насчет моего возраста, чтобы меня… – Этьен замолчал и покраснел, поняв, что сболтнул лишнее. – Господин полковник, я знал, что так нельзя, но матери очень нужны были деньги…

– Не волнуйся, – успокоил его Жюль. – Твоя тайна дальше меня не пойдет. Как бы то ни было, а ты показал себя храбрецом.

Это было довольно распространенной практикой. Если во время призыва кто-то вытаскивал «плохой номер», он мог заплатить другому призывнику, и тот отправлялся служить. Стоило это полторы тысячи франков. Существовали даже страховые конторы, продававшие дешевые полисы тем, кто мог их купить. Всегда находился заменитель, которому требовались деньги, и вопрос воинского долга перед родиной был решен.

– Где тебя ранило?

– Под Спишераном, господин полковник. Я так думаю. Карт у нас не было. Кто-то говорил, что мы находились в Жифере. Я знаю, там лес. Так что, может, и там. А могло и в другом месте. Мы вечно сбивались с дороги. Бродили, сами не зная где.

– Мне знаком лес Жифер. Я там бывал.

Жюль проезжал через те места намного раньше, еще до сражений. В лесу было тихо и пусто, и он ничем не отличался от всех других мест, где полковнику пришлось бывать в первые недели войны.

– Жифер или другое место, но там-то мы и увидели пруссаков. Ей-богу, – сказал Этьен. – Задали им трепку, господин полковник. Пустили на них все боеприпасы, какие у нас были. В то время шли сплошные дожди, трудно было разглядеть, что к чему, но нам удавалось. Вестовые говорили нам, куда идти, потом направление менялось, но нас это не заботило. Мы видели, как пруссаки лезут на холм. У нас были винтовки Шасспо. Мы лупили по пруссакам, а те даже не знали, откуда по ним стреляют. – Этьен замолчал, словно раздумывая, насколько приукрасить собственное участие в сражениях. – Вообще-то, не думаю, чтобы я кого-нибудь уложил из своей винтовки, – виновато признался он. – Стрелял я много, до ствола было не дотронуться, но ни разу не видел, чтобы тот, в кого я целился, упал или даже споткнулся.

– В сражении тяжело бывает что-то разобрать. Ты не знаешь, и никто не знает. Стреляешь, и все. Зато, думаю, пруссаки убедились, что по ним палят.

Эти слова заставили Этьена улыбнуться.

– Да, господин полковник. Они в этом убедились. Поняли, что я на позиции. У нас была еще и митральеза, но никто не умел из нее правильно стрелять.

Перед войной Жюль видел это орудие в действии. Устрашающее, бьющее точно и наверняка. За его основу была взята картечница американца Гатлинга. Митральеза намного превосходила все, что имелось в арсенале пруссаков, разрабатывалась в обстановке строжайшей секретности и поступила на вооружение накануне войны. Неудивительно, что на фронте лишь немногие подразделения умели пользоваться всеми ее преимуществами.