MENISSIER, Thierry (dir.), L’Idée d’empire dans la pensée politique, historique, juridique et philosophique, Paris, L’Harmattan, 2006.
O’CONNELL, Monique, Men of Empire. Power and Negociation in Venice’s Maritime State, Baltimore, Johns Hopkins University Press, 2009.
ORTALLI, Gherardo, SCHMITT, Oliver J., et ERMANNO, Orlando (éd.), Il Commonwealth veneziano tra 1204 e la fine della Repubblica. Identità e peculiarità, Venise, Istituto Veneto di Scienze, Lettere e Arti, 2015.
16. Шривиджая: малайская талассократия
История морского государства Шривиджая во многом остается непостижимой. Между VII и XIII вв. в ее орбиту входили три современных государства Юго-Восточной Азии: Индонезия, Малайзия и Таиланд. Шривиджая уже давно считается неотъемлемым элементом индонезийской истории, став частью дискурса идентичности националистического движения. Когда Индонезия получила независимость, малайское государство было упомянуто в вводной части Конституции наряду с яванской империей Маджапахит как одно из двух «национальных государств», стоящих у истоков современной республики. Тем не менее, опираясь на научные доводы, но чаще на откровенно националистические аргументы, ряд авторов утверждали, что Таиланд и Малайзия, делящие между собой Малаккский полуостров, также могли быть центром Шривиджаи. Несмотря на это, большинство историков и археологов Юго-Восточной Азии считают, что Шривиджая появилась в конце VII в. н. э. в районе Палембанга, центра современной провинции Южная Суматра, в 80 км вверх по течению от устья реки Муси, а ее политический центр оставался на юго-востоке Суматры до самого падения островного государства семь веков спустя. Сложные отношения с периферией, которую образовывали второразрядные портовые города тайско-малайского полуострова, островов Ява и Борнео, благодаря которым Шривиджаю можно считать талассократией, все еще недостаточно изучены: было ли это территориальное объединение федерацией городов-государств или отношения выстраивались по вертикальной модели?
Вместе с тем исследования, посвященные Шривиджае, оказались в центре научной дискуссии о происхождении, формировании и организации государств Юго-Восточной Азии. Долгий путь прошла историография от ориенталистских работ середины XX в., среди которых попадаются такие жемчужины, как последнее издание «Индуизированных государств Индокитая и Индонезии» Жоржа Седеса, до сих пор во многом остающаяся лучшим справочным изданием по данной теме[411]
. Раньше было принято считать, что Шривиджая и другие «индианизированные» государства Юго-Восточной Азии возникли в IV–V вв. н. э. на месте доисторических примитивных и неизменных территориальных образований, соприкоснувшись с индийской цивилизацией, более развитой в культурном отношении. В недавнее время археологи открыли прибрежные населенные пункты в западной части Юго-Восточной Азии, которые на протяжении тысячелетия в период V в. до н. э. — V в. н. э. имели регулярные торговые и культурные контакты с Индией[412]. Теперь этим первым политическим образованиям, которые могли быть как вождествами, так и протогосударствами, а также связанным с ними поселениям, отводится важная роль в протоисторической фазе развития Индонезийского региона. Их открытие перевернуло наше восприятие ранней истории этих областей. Сегодня очевидно, что в ходе различных контактов они добровольно переняли у своего великого соседа с Запада некоторые черты модерности подобно тому, как некогда галлы восприняли элементы римской культуры. Таким образом, длительный процесс предшествовал тому, что принято называть «индианизацией». К середине первого тысячелетия нашей эры общества Юго-Восточной Азии переняли и адаптировали к местной специфике ряд культурных новшеств, в том числе индийские алфавиты, санскрит как язык власти, новаторские государственные и урбанистические концепции, а также две универсалистские религии, буддизм и брахманизм[413], с сопутствующими им художественными формами, храмовым зодчеством и скульптурой.Археологические исследования трех последних десятилетий и новые прочтения редких письменных памятников того времени в свете описанных парадигм привели к новому витку споров о своеобразии первых политических образований региона в первом тысячелетии н. э. и их преемников «классической» эпохи, среди которых ключевую роль играла Шривиджая. Множество интерпретаций, появившихся в последние годы, скорее дополняют друг друга, нежели опровергают: мандалообразные концентрические государства, политические образования, расположенные вдоль разветвленных рек и функционирующие согласно логике речных систем, или аморфные сообщества с могущественными центрами, но чье влияние было ограничено в силу протяженности социальных пространств. Все эти модели нашли свое место в научной литературе и, без всякого сомнения, еще будут пересматриваться по мере того, как филологи и археологи будут делать новые открытия[414]
.