Империя

— Для этого я и пришел, мистер Сэнфорд. — Появились два листка бумаги с аккуратно напечатанными на машинке именами. Блэз положил их на стол. Если раньше железнодорожные магнаты покупали и продавали политиков, то теперь то же самое делали нефтяные магнаты, и мистер Арчболд был главным раздатчиком взяток и главным коррупционером, работавшим на Рокфеллера. Имена в общем-то не удивили Блэза. По тому, как обычно голосовали некоторые члены конгресса, было очевидно, кто им платил. Но удивительно было увидеть столько писем от сенатора Джозефа Бенсона Форейкера от Огайо, наиболее вероятного республиканского кандидата в президенты в 1908 году. Блэз испытал облегчение, не увидев фамилии Джима на первой странице. Он взял в руки вторую страницу. Первое имя во главе колонки было Теодор Рузвельт. Блэз положил листок на стол.

— Я думаю, — сказал он после продолжительного молчания, — что мы можем перейти к делу.

Глава пятнадцатая

1

3 марта 1905 года Джон Хэй писал письмо президенту, инаугурация которого предстояла на следующий день. Эйди стоял рядом, весь внимание, расчесывая бакенбарды причудливой восточной расческой из слоновой кости. «Дорогой Теодор, — писал Хэй. — Волосы в этом перстне — с головы Авраама Линкольна. Д-р Тафт срезал их в ночь после покушения, а я получил их от сына президента — такова краткая родословная. Пожалуйста, наденьте его завтра, вы один из тех людей, кто наиболее глубоко понимает и ценит Линкольна. Я попросил выгравировать на перстне вашу и Линкольна монограммы». Хэй приписал одно из любимых им изречений Горация и надеялся, что не ошибся в латинской орфографии. Он запечатал письмо и вручил его Эйди вместе с маленькой шкатулкой с бархатной подкладкой, куда вложил перстень.

— Это рукоположение, — сказал он, и Эйди, не сводивший с него глаз, кивнул.

— Вы последнее звено, сэр.

Когда Эйди вышел, Хэй подошел к окну и посмотрел на сверкающий после ремонта Белый дом; как обычно, толпы посетителей входили и выходили. Небо затянули тучи, заметил он, дул северо-восточный ветер. Завтра будет дождь. Но в день инаугурации всегда плохая погода. Разве не валил снег во время второй инаугурации Линкольна? Или Гарфилда? Ему с трудом удавалось сосредоточиться на чем-либо, кроме боли в груди, которая, как всегда, приходила и уходила, но в последнее время она не торопилась уходить. Однажды она не уйдет; уйдет он. Без объявления вошли Клара и Адамс.

— Мы видели перстненосителя, спешащего выполнить радостное поручение. — У Адамса был насмешливый тон. Несмотря на все усилия Хэя, Адамс узнал про перстень с волосами Вашингтона, который он подарил Маккинли. — Потомки будут помнить вас как президентского парикмахера, дорогой Джон.

— Вы просто завидуете, потому что у вас нет волос, достойных дарственного перстня.

— Нам забронированы места на «Кретик», — сказала Клара. — Он отплывает восемнадцатого марта.

Хэй кашлянул как бы в знак подтверждения. Каждый январь на него обрушивалась бронхиальная инфекция, в этом году она задержалась в нем до марта.

— Мы прибываем в Геную третьего апреля, к тому времени вы сможете плясать тарантеллу на палубе. — Адамс задумчиво вглядывался в глаза своего деда, портрет которого смотрел на них с камина. Кроме лысины, между ними не было большого сходства.

— Я договорилась со специалистом-кардиологом в Нерви, — сказала Клара.

— А потом в Бад-Наугейм к доктору Гределю, но без меня, — сказал Адамс. — Поскольку я вполне здоров, я не хочу общаться с больными.

— Бад-Наугад, как называет его Марк Твен. — Хэй почувствовал себя легче. — Потом в Берлин. Кайзер зовет вас к себе.

— Ты к нему не поедешь. — Кларе твердости было не занимать.

— Я должен. Он горит желанием со мной познакомиться. А я с ним. И президент считает, что я должен.

— Ты нездоров, а он очень шумен.

— Такова природа кайзеров, — сказал Адамс, — и по крайней мере одного президента…

— Генри, ради бога, в такой день. — Хэй поднял руку как бы в знак благословения.

— Все — в энергии, — отрезал Адамс. — Мировой лидер в каждый данный момент является лишь выразителем энергии своего времени, в нем воплощенной. Того, что немцы называют Zeitgeist[156].

— Майор Маккинли был гораздо спокойнее, — задумчиво сказала Клара.

— В те времена в воздухе витало меньше энергии. — Хэй показал Кларе, что ему нужно помочь подняться. — У меня предчувствие, что завтра будет дождь.

Дождь шел утром, но хотя ко времени парада по Пенсильвания-авеню и первой инаугурации Теодора Рузвельта в Капитолии небо прояснилось, но из-за сильного ветра речь президента услышать было невозможно, да и слава богу, подумал Хэй, потому что речь была осторожная и ничем не примечательная. Президент раздал слишком много обещаний слишком многим магнатам, чтобы трубить в горн. В данный момент Справедливый курс завис в неопределенности, а президент-прогрессист выглядел сторонником регресса. Позже, был уверен Хэй, Теодор наверняка предаст своих богатых покровителей. Он не мог долго не быть самым собой.