Империя

Миновав нишу в стене, канцлер ощутил лёгкое прикосновение к плечу. Нервы не выдержали, воображение дало последний толчок, свет факела перед глазами поплыл — вначале медленно, потом с вызывающей дурноту быстротой, ушли куда-то стены, потолок, пол. Откуда-то выскочили черти с пылающими рожами, закружились в бешеном вихре, а голос, показавшийся Оурбану голосом дьявола, тысячью медных щитов гремел в ушах.

Невероятным усилием канцлер переборол слабость, прислонившись к стене и цепляясь ногтями за выступы в камне, чтобы не сползти вниз.

— Что это так напугало вас, ваша светлость?

— …!

— Да успокойтесь же, ради Бога! Здесь никого и ничего нет, кроме нас с вами…

— Это в-вы… ваше преосвященство…

— А вы что решили — вас чёрти в преисподнюю утащить хотят? Конечно, я. Но, святое древо, вы-то как сюда попали?

— Я-я-а-а… М-м-м…

— Совершенно непонятно, и даже странно, Оурбан, очень-очень. Неужели же вам понадобились чертежи тайных переходов, чтобы, когда герцог Гисбулт подойдёт к замку, спрятаться здесь? А? Ха-ха! Видите, как я остроумен, не правда ли?

— Да… Нет… Я просто увидел, монсеньор…

— Увидели? — посерьёзнев, прервал его епископ. — Это Я вижу. Вижу, вы, господин Оурбан, завели тайны от вашего лучшего друга. Э-хе, такова наша доля — быть преданными — и чему это я так удивляюсь? А ведь и война-то ещё не началась… Не оправдывайтесь, господин канцлер, я всё понял. Завтра же король узнает обо всём…

Канцлер опустился на колени.

— Господи, ваше преосвященство, смилуйтесь, смилуйтесь над бедным глупцом, бес помутил разум мне… Пощадите…

— Ладно… Пока ладно. Пусть Бог, взирающий денно и нощно на грехи наши, судит нас! Но… смотрите, Оурбан. Такие похождения отличаются от любовных одним небольшим нюансом — я — не король, а Башня не покои её величества. Идите с миром…

…Очень хорошо, думал епископ, возвращаясь в свои апартаменты, Оурбан полностью в моих руках. Однако, зачем, всё-таки, он ходил в Башню? Не может быть, чтобы одно только любопытство…

…Очень хорошо, думал канцлер, понемногу обретая душевное равновесие за бутылкой великолепного вина десятилетней выдержки. — Бульони и вправду решил, будто я хотел разведать ходы под замком. Пускай себе!.. И всё же — зачем Великий приезжал туда? И почему Бульони так сторожит подземелье?

Оурбан впервые пожалел о собственной трусости — повторить разведку он так и не насмелится…

глава 5

Через несколько дней Трастилия начала войну. Граф Брианский с пятнадцатитысячным войском подошёл к Агунту, расположившись на равнине в низовьях Триба — великой реки, протекающей через всю страну от западных границ Бургонда до восточных уделов Брианы. Брианское войско составляли преимущественно лёгкая конница и пешие меченосцы, которых ещё называли броневиками из-за их больших и тяжёлых щитов. Немногочисленное рыцарство графства почти в полном составе сопровождало ставку Гессена, командующего Брианским войском.

С другого берега Триба переправлялась конница графа Югосского, возглавляемая им самим и маркизом де Буш, наместником южных колоний. Просторные степи графства воевали редко, его войско насчитывало всего семь тысяч. Люди вольных равнин, и кочевники, и оседлые пахари, они были хорошими всадниками, стремительно налетавшими на врага, не давая тому возможности занять удобные позиции, окружали, снова исчезали, появляясь там и тут, наводили панику, а тучи стрел довершали дело.

Один недостаток видели в них военачальники — очень уж свободолюбивы были «степные птицы Югосии»: ни деньги, ни плети, ни гневные указы графа не могли заставить идти их в бой, только ненависть к врагу собирала разрозненные отряды в единое войско.