Империя

— Но стихотворение разошлось в виде памфлета в миллионах экземпляров, — сказал Джеймс, выковыривая застрявший между передними зубами кусочек дичи. — Точно так же, как и более позднее и, пожалуй, более глубокое стихотворение «Джим Бладсоу», знаменитейшая баллада вашего папеньки, герой которой отдал свою жизнь ради спасения пассажиров, находившихся на борту на сей раз водного средства передвижения, «Красотки прерий». Озабоченность Хэя трудностями передвижения в Америке весьма характерна для семидесятых годов. Так или иначе, эта движимая паром посудина взорвалась, если мне не изменяет память, на середине некой бурной американской реки, предоставив тем самым нашему герою возможность отдать свою жизнь за бесчисленные детские штанишки, не говоря уже о других деталях туалета, в том числе юных дам, короче, всех пассажиров, обеспечив себе тем самым прямую дорогу в рай на том демократическом основании, а прочнее этого основания не придумаешь, что «Иисус не может быть жестоким к тому, кто людям отдал жизнь свою». — Голос Джеймса стал драматически замирать и на сей раз его не слышал, наверное, никто, кроме Каролины. Слева от нее Дел беседовал с Абигейл Адамс, одной из всамделишных племянниц Генри Адамса, крупной простоватой девушкой, покинувшей недавно женский монастырь в Париже.

За дичью с неумолимой последовательностью подали вареное мясо; разговоры в столовой то становились громче, то затихали; Генри Джеймс сказал Каролине, что он и в самом деле знал ее деда.

— Это было в семьдесят шестом. — Он пустился в подробности. — Я тогда принял решение удалиться в добровольное изгнание в Европу, подобно Чарльзу Скермерхорну Скайлеру, который принял такое же решение тридцатью годами раньше. Он всегда меня интриговал, и я написал очень благожелательную рецензию для «Нейшн» на его книгу «Париж под коммунарами». Я до сих пор словно вижу его ясным летним днем на зеленом берегу Гудзона где-то к северу от Райнклифа, за нашими спинами белеют колонны особняка Ливингстона, отделанного коричневой штукатуркой, и мы говорим о том, что некоторым просто необходимо жить по эту сторону Атлантики, вдали от нашей огазеченной демократии.

— Моя мать была с ним?

Джеймс посмотрел на нее через плечо и обильно сдобрил вареное мясо хреном.

— Мало сказать: была! Княгиня Агрижентская. Можно ли ее забыть? Вы очень на нее похожи, я уже говорил вам это в Сен-Клу.

— Но у меня не такие темные волосы.

— Пожалуй.

Джеймс разговорился с другой своей соседкой, Элис Хэй; она была похожа на отца — миниатюрная, сообразительная, остроумная и к тому же хорошенькая. Хотя Каролина не испытывала особой симпатии ни к одной из сестер Дела, она не имела ничего против их общества, особенно общества Элен, которая сидела сейчас напротив нее, рядом со Спенсером Эдди, и излучала обаяние не по летам зрелой женщины. Как и мать, это была девушка крупная, с лучистыми глазами и копной натурально блестящих волос.

Внезапно послышался голос сенатора Камерона:

— А это что еще такое? — Он сидел во главе стола, как и полагалось мужу хозяйки дома. В руке он держал серебряный черпак, с которого свисала клейкая медузообразная масса.

— Сюрприз, — ответила миссис Камерон с другого конца стола. Малышка Керзон залилась слезами: слово «сюрприз» вызвало у нее неприятные ассоциации.

— Я спрашиваю, что это такое? — Маленькие злые глаза сенатора смотрели в упор на дворецкого.

— Это… кукуруза, сэр. Из Америки, сэр.

— Это не кукуруза. Что это за дрянь?

Из-за лаковой ширмы, отделявшей буфетную от столовой, появилась повариха, точно актриса, ждавшая за кулисами нужную реплику для выхода на сцену.

— Это кукуруза, сэр. Вы велели ее приготовить. Вареная. Надо было оставить семечки?

— О, Дон! — расхохоталась миссис Камерон; ее смех оказался самым натуральным из всех звуков в драматически накаленной атмосфере дома. — Это арбуз. Она решила, что это и есть кукуруза. — В раскатах общего хохота, смеялись все, кроме сенатора, повариха исчезла.

— Отец размышляет над тем, как удержать Филиппины, — сказал Дел. — Он говорит, что Майор изменил свою точку зрения. Но решение далось ему нелегко. Все те люди, которые выступали против захвата нами Гавайев прошлым летом, снова подняли головы. Не понимаю, почему. Если мы не возьмем то, что выпустила из рук Англия, кто же это сделает?