Миссис Фиш встретила Каролину с интересом, который можно было принять за теплоту, если бы не искушенность Каролины в светских войнах. Мэми Фиш была дамой заурядной внешности, но интересной и проявляющей интерес, с глубоко посаженными и широко расставленными глазами под густыми арками бровей; прочие части лица были не столь тщательно отработаны: челюсть крупна, но бесхарактерна, рот посажен грубовато, как если бы божество в роли художника — разумеется, женщина, сказала бы миссис Бельмонт — решило не портить несообразной красотой душевного спокойствия Мэми Фиш, которая еще в юности подцепила потомка одного из пуританских, и к тому же еще и голландских основателей этой страны, некоего Стайвезанта Фиша; Мэми на пуританском жаргоне любовно называла его «человеком, исполненным доброты». Как выяснилось, добрый человек предпочитал Ньюпорту и Нью-Йорку свой старый дом в Гаррисоне на реке Гудзон; этот порядок как нельзя лучше отвечал интересам миссис Фиш и все еще блестящего, хотя уже изрядно располневшего и растерявшего прежний блеск в глазах Гарри Лера.
— А я уже боялась, что нам так и не удастся заполучить вас.
— Миссис Фиш с неподдельным интересом разглядывала Каролину. — К Блэзу мы уже успели привыкнуть в Нью-Йорке. Но вы — загадка Вашингтона, города, где никто не бывает. Старая мадам Астор — она не вполне здорова, как вам известно, — считает вас бесценным пополнением общества. Но какого — хочу спросить?
— Скорее всего, вашингтонского, — предположила Каролина. — Но, если вы правы, там меня никто не видит.
— Какая разница, дорогое дитя. Может быть, вам понравится Чарльстон в сезон азалий или Новый Орлеан, где миссис Делакроу все еще держит рабов. О, она будет это отрицать! Но в той части мира итоги Гражданской войны так и не признали. Так же, как мы не признаем Вашингтон. Вы абсолютно уверены, что не хотите выйти замуж за одного из нас?
— Вопрос был задан с нарочитым растягиванием слов, характерным для миссис Фиш.
К своему удивлению, Каролина почувствовала, что краснеет.
— Ох, такой большой выбор. — Каролина кивнула в сторону мужчины, стоявшего поблизости, Джеймса Ван Алена, богатого вдовца, который выдавал себя за английского джентльмена, каких встретишь не столько в Лондоне, сколько на сцене бродвейских театров. Когда Ван Ален впервые увидел Каролину у миссис Бельмонт, он громко сказал: «Черт возьми!» — этих слов Каролина в обществе никогда раньше не слышала, а затем, удаляясь и не сводя с нее глаз, заявил: «Восхитительная девчонка, ей богу» и поднес к глазу монокль.
— Я думаю, — сказала миссис Фиш, — для вас нет ничего проще, чем стать невестой мистера Ван Алена.
— Я близорука, — заморгала Каролина. — Я его даже не разглядела.
— Но ведь вы собираетесь замуж за Дела Хэя. Видите, нам все известно. Когда он возвращается из Южной Америки?
— Южной Африки.
— Какая разница, дорогое дитя. А вот и Элен. И Пейн.
Каролина и Элен обнялись. У Пейна было перебинтовано запястье — результат игры в теннис.
— Если бы не рука, я участвовал бы сегодня в гонках. — С юношеской неприязнью он оглядел комнату, полную престарелых красавиц.
— Отец в Нью-Гэмпшире. Нью-Гэмпшире! — Элен выглядела еще жизнерадостнее, чем обычно. — Ему было велено провести там по меньшей мере два месяца, даже если его открытые двери захлопнутся.
— Есть ли у него вести от Дела?
— С прошлой недели ничего нового. Он посылает все дипломатической почтой. Поэтому не может сказать все, что ему бы хотелось. Но ясно одно: англичане терпят поражение. Поражение! Это ужасно!
В этот момент Мортон зловеще объявил, что обед подан, и миссис Фиш покорно и даже поспешно взяла под руку самого знатного из джентльменов и засеменила к своему месту за шератоновским столом красного дерева, который хотя и был сервирован на оптимальное, на взгляд Мортона, число гостей, все же оставлял гостьям достаточно места для размещения модных в этот сезон неохватных юбок, поскольку был раздвинут на максимально возможную длину. В центре стола в пандан китаизированной по моде внешности хозяйки красовалось затейливое сооружение из чистого золота в виде пагод и мостиков.
Каролину усадили — и она знала, что так и будет, — между Лиспинардом Стьюартом и Джеймсом Ван Аленом. Она с тоской вспомнила свой крошечный кабинет на Маркет-сквер и своих знакомых мух, живых и дохлых.
— Испытание хорошего повара, — объявил Джеймс Ван Ален, — пирог с треской.
— Повар миссис Фиш нас им угостит?
— О боже, мисс. Это не завтрак.
Лиспинард Стьюарт подробно объяснил ей свои родственные связи со Стюартами и почему его семья несколько изменила написание фамилии — чтобы не ставить в затруднительное положение английскую правящую династию, которая больше всего опасалась притязаний его семьи на их трон, «что по праву принадлежит нам, и они это знают».
— Какое же королевство принадлежит царствующему роду Лиспинардов? — спросила Каролина, вспомнив, наконец, правила ведения светской беседы.
В этот вечер в «Вязах» Берк-Роше устраивал танцы. Когда миссис Делакроу объявила, что собирается пораньше домой, Каролина ушла с ней вместе.