— Это четвертый по величине город Соединенных Штатов. Он расположен в центре страны. Сентлуисцы утверждают, что их новый железнодорожный вокзал Юнион-стейшн — крупнейший в мире. И, наконец, покойный Маккинли, когда испытывал сомнения относительно того, чего ждет от него эта великая страна, говорил: «Я должен съездить в Сент-Луис». Этот город — сердце страны. И вот отцы города, чтобы отметить столетие покупки Луизианы — незаконной покупки, осуществленной Джефферсоном, — добавил Хэй к вящему удовольствию Адамса, — решили устроить самую крупную выставку в мировой истории. На ней будет выставлено, — добавил он зловеще, — бесчисленное множество динамо и других столь же скучных машин.
— Как интересно, — сказала Абигейл.
— Это замечательно, — сказал Адамс.
— Официант, — позвала Клара, — принесите еще говядины.
— Там будут все, — вздохнул Хэй.
Мистер и миссис Джон Эпгар Сэнфорд остановились в небольшом номере отеля «Блэр-Бентон» на Маркет-стрит, главной улице Сент-Луиса, неподалеку от вымощенной брусчаткой Фронт-стрит, известной здесь как набережная, потому что именно этим она и была, протянувшись на четыре мили вдоль реки, и использовалась и как порт, и как место для прогулок.
— Нам повезло, что мы получили хотя бы этот номер, — сказал Сэнфорд, осматривая спальню с одной кроватью на четырех ножках; он заметил неудовольствие Каролины. За исключением чрезвычайных обстоятельств, они не спали в одной постели. Когда Сэнфорд сообщил ей, что множество его клиентов-изобретателей и деловых спонсоров будут на ярмарке и что он, их патентный адвокат, должен быть под рукой, чтобы осматривать экспонаты и определять, чьи патентные интересы затронуты, Каролина согласилась, что он должен ехать. Все-таки была возможность дополнительных гонораров за бесшумные чайники, не бьющие током электрические розетки и двигатели, которые, говоря словами Лэнгли, «освободят человека от земного притяжения». Когда лучший репортер «Трибюн» заболел, Тримбл убедил Каролину, что она сама должна описать выставку или хотя бы церемонию открытия. И хотя Клара Хэй пригласила ее поехать с ними в салон-вагоне, Каролина решила избавить Хэев и Адамсов от общения с Джоном, который становился все мрачнее, что было не так уж страшно, но норовил все чаще жаловаться на жизнь, что было совершенно невыносимо.
Менеджер отеля лично показал им номер.
— На этой неделе в Сент-Луисе собралась вся Америка.
— Я вполне довольна, — вежливо поблагодарила его Каролина.
Пока Джон распаковывал вещи, Каролина делала первые наброски репортажа. Луизианская закупочная выставка, как звучало ее название полностью, занимала тысячу двести сорок акров, из которых двести пятьдесят находились под крышей — павильоны, залы, рестораны. Они мельком видели государственного секретаря и Клару, когда те проезжали по улицам ярко иллюминированного города. Пока Каролина трудилась за восьмиугольным столом со сверкающей столешницей из черного ореха, Джон просматривал свои бумаги и хмурился.
— Выставка — это, должно быть, рай для патентного адвоката, — сказала Каролина.
— Надеюсь. Хотя, — она уже видела, что над Джоном витает дух поражения, — теперь практически невозможно выиграть патентный иск. Каждый изобретатель регистрирует одно изобретение раз десять. Если вы угрожаете ему судом, он отказывается от трех патентов, но сохраняет еще несколько, чтобы сбить с толку суд и изобретателей-конкурентов.
— Отличная перспектива для адвоката — бесконечное сутяжничество.
— Стороны всегда приходят к согласию, — сказал Джон обреченно. — У тебя есть новости?
— Да. Я ходила к евреям, как сказал бы мистер Адамс. Этот конкретный еврей оказался янки по имени Уиттекер. Он правоверный пресвитерианец. Я попросила, как ты сказал, полмиллиона долларов по принятой процентной ставке.