Империя

— Мои поздравления, — сказал Джон и формально пожал Блэзу руку. Хаутлинг сложил документы в кожаную папку и, так и не поняв, что его клиент женится, простился со всеми, сказав, что после семи истекших лет все должно быть хорошо, коль скоро кончилось так хорошо.

Блэз пригласил Каролину пообедать с ним и Фредерикой в Устричном доме Харви.

— Конечно, с вами, Джон, — добавил он и вышел из комнаты.

В последние годы Каролина и Джон редко смотрели в глаза друг другу, впрочем, нечасто и искоса.

— Что ж, все осталось позади. — Джон достал трубку, набил ее табаком и закурил. Каролина разглядывала макет дамской полосы воскресного выпуска. Снова принцесса Элис, намеки на то, что она, возможно, выходит, а может быть и не выходит за Николаса Лонгворта. — Как Эмма? — Каролину тронуло, что он привязался к девочке, как и она к нему.

— Цветет. Спрашивает о тебе. Я говорила с Риггс-банком. Они будут ежемесячно переводить деньги на твой счет, как мы и договорились.

Джон встал и потянулся. Он выглядел старше своих лет, лицо такое же серое, как волосы.

— Полагаю, тебе нужен развод. — Он поигрывал тяжелой золотой цепочкой от часов, к которой были прикреплены эмблемы эксклюзивных клубов и обществ. Он все же был джентльменом, принадлежал к Фарфоровому клубу.

— Наверное, да. А что думаешь ты? — Каролину поразила овладевшая ими обоими апатия, они были как гости на обеде, которые никак не могут приступить к еде.

— Что ж, решать тебе. У меня нет будущего.

— Почему ты думаешь, что оно есть у меня?

Джон вяло улыбнулся и выдохнул струю дыма.

— У наследниц всегда есть будущее. Это твоя судьба. Ты снова выйдешь замуж.

— За кого?

— За отца Эммы.

— Он вне досягаемости. И слава богу.

— А вдруг Китти умрет…

В первый и последний раз за их совместную жизнь Джон ее удивил.

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть глаза, а у Эммы его глаза, и Эмма рассказывает о его воскресных визитах. Кстати, с удовольствием.

— Ты за мной не шпионил? — Каролина почувствовала, как потеплело ее лицо.

— С какой стати? Это меня не касается. То, что нас связывало, пришло к концу. Это касается и тебя, и меня.

— Надеюсь, — сказала Каролина поднимаясь из-за бюро, — ты останешься моим адвокатом.

— А ты моей клиенткой. — Джон улыбнулся и формально пожал ей руку. — Знаешь, я хотел на тебе жениться, когда ты приехала. Я хочу сказать, по-настоящему.

Каролину вдруг охватило чувство, которое она не могла определить. Было ли это чувство потери?

— Этому не суждено было свершиться не по твоей вине, по моей, скорее всего. Понимаешь ли, я хотела остаться собой, но этого «собой» еще ни капельки не было. Похоже, я несу какую-то чушь. — Она была в смятении. Ни с кем, даже с Джимом, она не касалась столь личных струн.

— Что ж, суть того, что ты сказала, — сухо прокомментировал Джон, — в том, что этому не суждено было быть, и так, конечно, оно и есть. Я помог тебе, и Бог свидетель, ты помогла мне. Я подам на развод или ты?

— О, пожалуйста, подай на развод ты! — Каролина овладела собой. — За уклонение от супружеских обязанностей, это теперь модно. Разведемся в одной из Дакот, летом там, говорят, прекрасно.

— Я формально тебя извещу. Возьми. — К ее изумлению, он протянул ей свой носовой платок и вышел из комнаты. С изумлением она обнаружила, что по ее лицу текут слезы.

3

На берегу искусственного озера Блэз любовался лебедями, жадными глазами высматривающими пищу и готовыми вонзить свой хищный клюв в любое земное создание, зазевавшееся у кромки воды. Тщательно продуманная перспектива была делом рук садовника восемнадцатого столетия, который верил, что естественная красота природы ярче всего выявляется, будучи целиком воссозданной человеком. Деревья разных размеров удивительным образом казались густым парком, тянувшимся до второго, на вид еще более крупного озера, которое на самом деле значительно уступало первому. Розы в цвету воспринимались на фоне темно-зеленой травы газонов как горящие костры. Блэз был доволен. Он не обладал талантом семейной жизни, но у Фредерики его хватало на двоих. В знак очевидной взаимной симпатии она и Каролина обосновались в разных крыльях дворца и по приглашению наносили друг другу визиты.

Главная дворцовая зала была общей, в ней командовал дворецкий, который являлся фактически управляющим имения. Месье Бриссак жил во дворце тридцать лет; он нанимал и увольнял прислугу и незаметно воровал; он знал обеих миссис Сэнфорд и никогда не проявлял ни малейшего желания рассказывать о них. Сейчас старик приближался к Блэзу со стороны центральной части дворца, поразительного сооружения из светло-красного кирпича с высокими окнами террас и позолоченными решетками, а также печными трубами, похожими на многочисленные и столь излюбленные Сен-Симоном памятники пэрам Франции.

Бриссак низко поклонился и вручил Блэзу телеграмму.

«Миллисент, я и четверо друзей приедем к обеду 30 мая. Херст».