Империя

— Но речь, которую он произнес, имела такой успех, что он будет ее повторять и повторять.

— К счастью для нас. Даже если так, у всех такое ощущение, что нам не нужно уподобляться европейским державам со всеми их колониями, населенными язычниками, и так далее. Я понимаю это чувство и разделяю его до известной степени. Но с Кливлендом, обычно человеком здравомыслящим, стало трудно иметь дело, а что касается Эндрю Карнеги…

— Он тоже вам написал? — Богатый и вспыльчивый, шотландец по рождению, Карнеги бомбардировал Хэя письмами, отвергающими аннексию Филиппин или любой другой территории как грех против святого духа Республики.

— Да, да, писал. — Маккинли поднял наполеоновскую пепельницу, словно отыскивая некое тайное послание в том, что, в конечном счете, было его собственным раскрашенным ликом. — Я поеду в Омаху, — сказал президент; очевидно, он прочитал тайное послание от своего керамического двойника.

— В Омаху? Что вы там собираетесь делать?

— Произнесу речь. Что же еще? — Слабая кардинальская улыбка снова появилась на лице, большие глаза сияли. — Омаха — город мистера Брайана. Поэтому я начну свою поездку на Запад — где я не был с девяносто шестого года — с Омахи. Я выступлю против него в его цитадели и постараюсь убедить людей… — Президент не закончил фразу.

— Поддержать аннексию Филиппин?

— Сначала надо посмотреть, какое там настроение.

Хэй кивнул. Некоторые считали Маккинли марионеткой Марка Ханны, но всякий, кто знал их обоих в Огайо, как Хэй, понимал, что президент — совершенное политическое животное, бесконечно хитрое и неистощимое, гениально предвосхищающее перемены общественного мнения и всегда берущее верную ноту. Ханна, ныне сенатор от штата Огайо, не более чем сборщик денег для Маккинли. В данный момент он, по его словам, занимается доением богатых республиканцев в стране, чтобы обеспечить республиканское большинство в сенате и палате представителей.

— Как идут переговоры в Париже? — Хэй понял, что по своей воле Маккинли ничего ему не расскажет.

— Есть проблемы, первая просто в том, что мы не знаем, чего хотим. Я буду знать это лучше в конце октября. И еще я поеду в Сент-Луис. Когда одолевают сомнения, поезжайте в Сент-Луис. — У Маккинли был загадочный вид, он снова превратился в кардинала. — Испанцы уступят все, что потребуется. Но у меня дурные предчувствия…

— Я бы предложил заплатить за острова.

Маккинли посмотрел на него удивленно.

— Мне кажется, что цена войны и составляет стоимость островов.

Хэй задумался. У него была идея, которой поделился с ним его старый друг Джон Биглоу[48].

— Если мы заплатим, как заплатили за Луизиану и Аляску, то не возникнет сомнений в законности наших владений. Договор о покупке явится доказательством. В ином случае нас обвинят в грабеже, грубом империализме, что нам несвойственно, хотя бы на взгляд со стороны.

— Это очень хорошая идея, мистер Хэй. — Маккинли встал. Нажал кнопку на столешнице. — Изложите ее завтра утром, когда соберется кабинет. Но я вас хочу предупредить: отныне международные дела — ваша епархия. Мне не нужны все эти сложности.

— За исключением мирной конференции в Париже. — Хэй умел быть упрямым. Если его отстранят от мирного договора, он мог бы с таким же успехом оставаться в Лондоне или удалиться на покой в дом 1603 на Эйч-стрит.

— Судья Дэй привык иметь дело со мной. Но пока я буду в отъезде, Кортелью будет держать вас в курсе дела. Когда приедет миссис Хэй?

— Через несколько недель. — Кортелью уже стоял в дверях кабинета. — Она задержится в Нью-Йорке, чтобы сделать рождественские покупки.

— Рождественские? В сентябре? — удивился Майор.

— Вообще-то сентябрь для моей жены это слишком поздно. Обычно она делает их в августе.

— Ее бы следовало взять на службу в военное министерство. — Маккинли продел руку под локоть Хэя, и они вместе пошли к двери.

— Как себя чувствует миссис Маккинли? — Хэй коснулся деликатного предмета.

— Она… спокойна, мне кажется. Надеюсь, вы придете к обеду. Мы практически не выходим. Что поделывает ваш сын Адельберт?

— Не знал, что вы знакомы. — Что это, обычный трюк политика, который в предвидении важной встречи выясняет подробности? Или Дел без его ведома познакомился с президентом?

— Он был здесь в июне, перед окончанием университета. Его привел сенатор Лодж. Он произвел на меня очень хорошее впечатление. Я вам завидую.

Дочь Маккинли умерла в раннем возрасте. С тех пор спальня супругов Маккинли превратилась в часовню.

— Может быть, мы подберем вашему мальчику здесь какую-нибудь работу?

— Вы очень добры, сэр. — Хэй подумывал о том, чтобы взять Дела в государственный департамент, но потом решил этого не делать. Неизвестно почему, отношения с сыном у него не складывались. Неприязни не было, но не было и взаимной привязанности. С дочерьми Хэю больше повезло, как Адамсу — с племянницами, настоящими или воображаемыми.

Когда президент и Хэй вышли в коридор, высокий сухопарый старик вперил в него пристальный взгляд; Хэй, несколько ошарашенный, ответил тем же.