Обширные собрания библиотеки и музея определили весь характер литературы Александрии. Одно слово обобщает все: эрудиция, в философии ли, критике, науке или поэзии. Удивительно, но великие люди, о которых идет речь, отрицали не только риторику, для которой не было возможностей, но даже, в определенной степени, историю. Последнее, вероятно, объясняется тем, что история до Александра не имела привлекательности для эллинизма. С другой стороны, мифические практики, странные традиции и любопытные слова были предметами для исследования, дорогими их сердцам. В науке эти ученые вершили великие дела, то же самое можно сказать о географии. А о систематическом переводе с иностранных языков священных книг уже упоминалось ранее.
Но неужели они ни в чем не были самобытными? И не добавили ничего своего к превосходному собранию произведений греческой литературы?
В следующем поколении появилось искусство критики, которую Аристарх развил в настоящую науку. Но даже в этом поколении мы можем говорить о трех оригинальных или почти оригинальных событиях в литературе: пасторальной идиллии — она представлена у Феокрита, элегии — она представлена у римских подражателей Филета и Каллимаха — и романтической, или любовной, повести, прародительнице наших современных романов. Все это имело ранние прототипы в песнях Сицилии, любовных песнях Мимнерма и Антимаха, в сказаниях Милета, но их возрождение по праву может считаться оригинальным открытием.
Из всего сказанного пасторальная идиллия является самым выдающимся явлением. Едва появившись, она навсегда завладела миром. И для педантов в уединенных монастырях, и для богачей, живущих на жарких улицах Александрии в окружении песчаных пустынь, ничто не могло быть привлекательнее, чем свежесть прохладных нагорий, тень у заросшего папоротником колодца, шелест листвы и музыка падающей воды, блеяние овец, мычание коров…
Людям нравилось слушать в песне о соперничестве пастухов и о звуке дудочки, разносящемся по долине, затихшей в жаркий полдень, когда обозленный Пан отдыхает и не потерпит никакого беспокойства, кроме успокаивающего стрекота обожженных солнцем цикад.
Эта поэзия была такой же искусственной, как «Аркадия» Санназаро, картины Ватто или «Трианон» несчастной Марии-Антуанетты. В идиллиях даже педанты были одеты пастухами и назывались придуманными именами. Но искусственная природа всегда была очень популярной у цивилизованных народов. Размеры данной книги не позволяют использовать много цитат, но совсем без них обойтись тоже нельзя. Далее приводится несколько отрывков из лирики Феокрита.