Империя Александра Великого

И земля и море,
И журчащие реки прославляют царя Птолемея.
Многочисленны его всадники, много у него солдат,
На груди которых блестит сталь;
Пусты все царские сокровищницы, полна только его,
Ведь богатства отовсюду день за днем везут
В его богатое царство — где процветает мир.
Вражеская поступь не пугает населенный монстрами Нил,
Где на войну поднимаются даже самые далекие деревни.
Ни один грабитель с оружием не сходит с военного корабля,
Чтобы отравить стада Египта. Такой царь Сидит на троне.
В его правой руке Трепещет копье — великолепный Птолемей.
Как истинный царь, он свято хранит
Богатства, завоеванные для него силой оружия предков, и своего.
Не разбросаны праздно по дворцовым залам
Груды, кажущиеся работой трудолюбивых муравьев…
Не бросает священный вызов песням,
Тот, чьи уста могут выдыхать сладкую музыку, и он получает
Справедливую награду из рук Птолемея.
И Птолемей получает гимн сторонников
За свои хорошие дары — что может быть лучше для человека,
Чем заслужить славу?
Птолемей идет по дороге, пыль которой
Покрыта следами предков,
И он ступает по ним.

СЕРЕНАДА

Я играю для Амариллис, а мои козы
Под присмотром Титира бродят пока по горам…
О, моя милая Амариллис, почему ты теперь
Приветствуешь своего милого друга из сумрака пещеры,
Стыдливо выглядывая? Ты над ним смеешься?
Или я вблизи показался тебе похожим на сатира?
Или длиннолицым? Я скоро повешусь!
Смотри, я принес тебе десяток яблок, сорвав с твоего
Любимого дерева; завтра принесу еще.
Видишь ли ты мои сердечные муки? Как бы мне хотелось
Быть маленькой пчелкой жужжащей.
Тогда я мог бы проникнуть в твою пещеру,
Раздвинув густой папоротник и плющ, за которыми
Ты прячешься. Теперь я знаю, что такое любовь.

Труды других поэтов, дошедшие до нас из времен Птолемея II Филадельфа, значительно хуже по качеству, но ни в коем случае не являются жалкими и достойны самого пристального внимания. Речь идет о Каллимахе, оставившем нам свой «Гимн богам», созданный по образцу гомеровских гимнов, Аполлонии Родосском, оставившем нам эпос об аргонавтах, Арате — до нас дошел его трактат по астрономии гекзаметром, Ликофроне, чья «Александра» прославилась своей неясностью. Все эти поэты испорчены своей эрудицией. Они всегда стремились к неясным мифам и сложным для понимания аллюзиям. Словарь, ими используемый, — это не живая речь греков, а педантичная коллекция диковин из произведений более ранних поэтов. То же самое можно сказать об эпиграммах, которыми увлекались все школы и которые стали в Александрии такими же модными, как двойные акростихи сейчас.

Каллимах, также бывший библиотекарем в великой библиотеке (то есть он занимал самый высокий, связанный с литературой пост в Александрии), был известнейшим поэтом своего времени. А Аполлоний Родосский, насколько нам известно, считался лучшим после Феокрита. Его эпос о приключениях аргонавтов демонстрирует не только огромную эрудицию автора, его глубокие знания трудных для понимания мифов и мифической географии. Это романтическая история великой страсти, любви Медеи к Ясону, которая вдохновила благороднейшего из римских поэтов Вергилия на создание несравненного эпизода с Дидоной.