Империя Александра Великого

В предыдущей главе я рассказал, как нечто подобное имело место на сцене. Пьесы, переведенные Плавтом и впоследствии Теренцием для постановки в Риме, были глубоко враждебны надежной и здоровой морали простых римлян III столетия до н. э. Злоключения юных девиц, распутная жизнь не только модных юношей, но даже стариков и женатых мужчин, известность тунеядцев, сводников и проституток — все это изображалось как жизнь утонченных и приличных афинян, получивших образование и воспитание. Какой эффект могла произвести такая пьеса в Риме, кроме великого морального землетрясения? Значит, вот что получается, если отведаешь плоды с древа познания? Результатом мог стать крах старого традиционного образования и возникновение эпидемии грубого, отвратительно вульгарного скептицизма.

Люди, обладавшие высоким интеллектом и культурой, могли противостоять такому влиянию. Скептики, и в наши дни существующие в высших думающих классах, ни в коем случае не являются грубыми и ожесточенными. Они не нарушают приличий и правил традиционной морали, не оскорбляют чувства верующих, живущих рядом с ними. Но вульгарные и необразованные или полуобразованные люди, которые увлекаются скептицизмом, совсем другое. Сделав своим кредо агностицизм или эготизм, они выставляют его напоказ, оскорбляя чувства окружающих, и защищают с циничной откровенностью то, что другие считают преступлениями.

Нельзя не почувствовать эту разницу между римлянами и эллинистическими государствами во II в. до н. э.

В дипломатии, например, было столько же игры с правдой среди сирийских и египетских государственных дел, сколько сейчас (ок. 1890. — Ред.) у русских в улаживании иностранных дел или у англичан в партийной политике. Но если исключить пиратствующих этолийских флотоводцев Филиппа V, образно говоря, воздвигавшего святилища Неверию и Вероломству, которые всеми цивилизованными государствами считались преступниками и убийцами, то мы не встречаем такой систематической и откровенной лжи, какую использовал К. Марций в делах с Филиппом V, ахейцами и жителями Родоса. А то, как сенат сначала баловал и награждал зависимых от Рима правителей, таких как Эвмен, и обогатил их за счет соседей, а затем ревниво унизил их тогда, когда цели Рима были достигнуты, показывает не только отсутствие справедливости, но и недостаток стыда, позволяющий проводить политику, которая нас изумляет. Хуже того, обычным для римлян способом достижения цели был другой: выдвинуть сына или брата их союзника, как претендента, и дать ему понять, что они поощряют предательство. Таким образом, они сеяли семена раздора в династиях, не щадили даже самые лучшие и чистые чувства. Представляется естественным для слабых искать убежище в предательстве и обмане, но, когда этим занимаются сильные, причины тому — глубокая аморальность или уверенность в том, что удобнее выиграть хитростью и обманом, чем использовать силу.

Кажется, что неожиданный контакт с роскошным, богатым, часто развращенным, но культурным и изысканным Востоком имел серьезный эффект на римский мир. Он подстегнул не только ложь, но грубость и жестокость, поскольку мы обнаруживаем, что римляне вели себя в военных кампаниях так, как не позволяла себе ни одна эллинистическая армия. Мы знаем, что они были готовы перебить население любого города, если это способствовало всего лишь развитию торговли.

Все сказанное выше быстро дало свои естественные плоды. Когда дипломаты только лгут, а генералы воюют только ради добычи, лучшие чувства быстро умирают, а эгоизм вскоре порождает бессилие. Война против Персея продемонстрировала необычайный моральный упадок римской армии. И военачальники, и солдаты думали только о добыче, о разграблении территорий своих беспомощных союзников и по возможности всячески избегали встречи с врагом. В жизнеописаниях Плутарха можно прочитать о трудностях, с которыми столкнулся суровый и честный Эмилий Павел, стараясь создать пригодную к боевым действиям армию из имеющегося в его распоряжении материала. Утверждают, что если бы Персей при Пидне поддержал атаку фаланги кавалерией, перед которой дрожали легионы, то даже Эмилий Павел был бы разбит.

Итак, первый духовный результат воздействия империи Александра на Рим определенно был неудачным. Римлян привлекла и покорила неглубокая, поверхностная греческая культура, которую мы называем эллинизмом. Старые консерваторы, такие как Катон, держались от нее в стороне. Несколько действительно замечательных выдающихся людей, как те, кого Моммзен назвал «кружком Сципиона», проложили путь сквозь окружающую греческую культуру мглу ошибок и упадка и нашли великие истины, лежащие глубоко внутри. Но большинство молодых римлян черпали идеи из пьес, и их знания о жизни афинского и александрийского дворов ограничивались знакомством с людскими пороками.