Когда меня официально назовут «полковничьим сыном», я, вероятно, узнаю все о передвижении наших войск и тайных миссиях, о которых помалкивает пресса. Уверен, от нас скрывают все по-настоящему интересное: крупные потери, заговоры-перевороты и все такое прочее. Три «В» в моей спальне действуют мне на нервы. Как только меня приняли в богатую семью, бедные стали меня раздражать.
Полдень, три дня, пять вечера. Я прощаюсь с надзирателями, сажусь и жду семи часов в своем красивом одеянии, потрескивающем по швам. Подходит Ваня, зло на меня смотрит и цедит:
– Уверен, твой полковник – педофил.
– Ты так говоришь, потому что завидуешь. Ты даже не знаешь, что такое шоколадное пирожное!
– А ты предатель!
Понимаю, Ваня рассчитывал на мою помощь и поддержку. Но нельзя же вечно всем помогать! Я стараюсь успокоиться.
– Тебе тоже рано или поздно повезет. Вот увидишь, тогда ты поведешь себя в точности так же, как я сейчас.
Мой новоявленный папаша должен прийти за мной в семь часов вечера. В 19:30 я точно буду уплетать в кругу семьи пирожные, настоящие пирожные из настоящего масла и шоколада.
18:30. Еще полчаса – и с приютом будет покончено. Я обрету семью, обрету любовь.
18:45. Ко мне со странным видом подходит Вася, он зовет меня в душевую. Там собралась небольшая взволнованная толпа. Все задрали головы к потолку, все глазеют на повешенного Володю. На шее у него табличка: «Прятал сигареты, чтобы не платить налог». Неясно, как мой друг-толстяк забрался так высоко. Он весь синий, язык свисает наружу – гротескная и оттого еще более страшная картина.
– Это Петя… Петя его убил! – с трудом выдавливает Ваня.
Вася молчит, но глядит сурово. Он подходит ко мне, берет за плечо и ведет к незнакомому мне тайнику. Разматывает тряпку. В руках у него блестит длинный предмет – нож.
Я разглядываю его оружие. Это не находка, не покупка, а его собственное изделие: он выковал его втихаря после уроков труда в мастерской. Точь-в-точь настоящий военный кинжал!
– Ты среди нас самый сильный. Тебе и отомстить за Володю.
Я не могу шелохнуться. Думаю о моем новом папаше, летчике-полковнике. Настанет день, когда он посадит меня в свой самолет и мы взлетим… А потом он научит меня управлять самолетом. Я перевожу взгляд на толстяка Володю. Вечно он жрал, вечно ковырял в носу, свинья. Помню только, как он жрал, как пускал слюни, как медленно переваливался с ноги на ногу. Володя…
– Ты уж прости, – говорю я Васе. – Ищи кого другого. Через полчаса приедут мои новые родители. Меня эти войны больше не касаются.
Я хочу уйти, как вдруг слышу у себя за спиной голос:
– Кого я вижу! Игорек! Ты тоже не заплатил…
– Петя…
– Ишь, как наш Игорек разоделся! Прямо как буржуйский ребенок. Из твоего смокинга выйдет знатная тряпка для пыли!
Вася пытается незаметно сунуть мне в ладонь свой кинжал, но я не беру.
– От судьбы не сбежишь, – шепчет он мне на ухо.
– Ну что, Игорь, поборемся или дашь нарезать твое тряпье на лоскуты, чтобы выглядело помоднее?
Его подручные гогочут.
Не реагировать на провокации. Продержаться еще двадцать минут. Всего двадцать! Может, если повезет, и того меньше, вдруг мой будущий папочка приедет раньше обещанного?
Я готов удрать, но ноги не слушаются. «Царевич» и его банда наступают. У меня еще остается выбор: остаться покорной овцой или проявить отвагу.
Нас обступили ребята из других спален, им не терпится насладиться зрелищем драки.
– Ну что, Игорек, сдрейфил?
У меня дрожат руки. Не хватало все испортить в последний момент.
Петя водит языком по лезвию своего ножа. Мне надо только пошевелить пальцами – и Васин кинжал окажется у меня.
– Тебе уже не увильнуть, – шепчет бывший мой дружок. – Выхода нет, ходи тузом!
Я отлично знаю, чего не должен делать. Мне ни за что нельзя трогать этот кинжал. В голове крутятся шоколадные пирожные, закладывает виражи самолет, звенят полковничьи медали. Продержаться! Еще пара минут – и я спасен. Не давать волю нервам. Усмирить мозг. Главное – очутиться в теплом полковничьем доме, тогда все это превратится всего лишь в дурное воспоминание.
– Смотрите, как он струхнул! Игорь – трус! Сейчас я попорчу тебе портрет.
Руки-ноги мне не подчиняются, в отличие от языка.
– Не хочу драться, – нехотя произношу я.
Да-да, я трус. Хочу к новым родителям! Достаточно выскочить в коридор, чтобы спастись. Бежать, бежать, пока еще есть время!
Но Ваня уже вкладывает кинжал мне в ладонь, заставляет меня его взять. Мои пальцы дрожат. Не смейте сжимать рукоятку, я вам запрещаю!
Ваня сгибает мои пальцы один за другим.
Я вижу мамино лицо. У меня сводит живот. Глаза наливаются кровью. Больше ничего не вижу. Чувствую только кинжал, чувствую, как он вонзается в мягкое – в Петин живот, в то самое место, где сейчас больно мне самому.
Петя удивленно смотрит на меня, я угадываю его мысль: «Этого я от тебя не ждал. Выходит, ты не такой трусишка, как я думал».
Петя уважает только силу, включая силу своих недругов. Вдруг он всегда искал того, кто перед ним не спасует?
Время останавливается. Вася усмехается – чуть заметно кривит губы. Впервые читаю в его взгляде: «А ты ничего!»