Рован вновь задышал хрипло, неистово. Аэлина расстегнула верхнюю пуговицу.
– Я – твой, – пробормотал Рован.
– И ты любишь меня, – продолжала Аэлина, расстегивая вторую пуговицу.
Это не был вопрос, а утверждение непреложного факта.
– Люблю до бесконечности.
Аэлина расстегнула последнюю пуговицу. Штаны Рована вместе с нижним бельем полетели на песок. У Рована пересохло во рту.
Его растили и воспитывали как воина. Каждый уголок его тела подтверждал это. Перед нею был чистокровный воин. И бесподобно красивый мужчина, принадлежащий ей. И…
– Ты – моя, – выдохнул Рован, и эти слова отозвались у нее в душе и во всем теле.
– Я – твоя.
– И ты любишь меня.
Сколько надежды и тихой радости было в его глазах. Куда только делась всегдашняя свирепость?
– До бесконечности.
Он слишком долго был один. Настал конец его одиноким странствиям.
Рован опять поцеловал ее. Медленно. Нежно. Его рука медленно двигалась вверх по ее телу. Их бедра соприкасались. Костяшки пальцев Рована уперлись в бугорок ее левой груди, чуть отяжелевшей и побаливающей от ласк. Его губы уже склонились над правой. Когда сосок оказался в его зубах, Аэлина закрыла глаза и тихо застонала.
Боги милосердные и не очень. Наглые, самодовольные боги. Рован прекрасно знал, чтó делает.
Его язык играл с ее соском. Аэлина запрокинула голову, пальцы впились ему в плечи, требуя продолжать и не особо нежничать.
Рован одобрительно заурчал. Ее сосок так и оставался у него во рту. Его рука неспешно поползла вниз, к талии, затем столь же неспешно поднялась выше. Аэлина выгнула спину, молчаливо требуя продолжения.
Ее грудь вдруг обдало легким северным ветром. Аэлина ответила вспышкой пламени. Рован глухо засмеялся. Вокруг них плясали красные, голубые и золотистые языки магического огня, освещая берег и волны. Невидимые руки, ледяным прикосновением ласкающие ей грудь, наверняка испугали бы Аэлину, если бы зримые и осязаемые руки Рована не продолжали ласкать ее бедра.
– Ты великолепна, – шептал Рован, объединив пространство их ртов.
Его член, твердый, как кусок стали, упирался ей в лобок. Аэлине захотелось о него потереться. Она качнула бедрами, сбрасывая боль между ногами. Рован застонал. Такое могло происходить только между ними. Голый мужчина ласкает голую женщину, охваченную разноцветными языками пламени, и не испытывает ни малейшего страха.
Аэлина просунула руку между их телами и обхватила пальцами его достоинство. Казалось, она держит толстый стальной прут, покрытый бархатом. Рован опять застонал. Аэлина смотрела в его глаза цвета сосновой хвои. Рован опустил голову, на этот раз не для поцелуя, а чтобы посмотреть на ее ласки.
Вокруг них заметался и завыл ветер, принесший снег и лед. Аэлину это ничуть не испугало. Она лишь усмехнулась. Рован мягко, но настойчиво отвел ее руку от своего мужского достоинства. Аэлине хотелось продолжать ласки, одновременно познавая любимого.
– Позволь мне, – сказал Рован, припав губами к ложбинке между грудями. – Я хочу тебя ощутить.
У него дрожал голос. Аэлина приподняла ему подбородок и заглянула в глаза.
Желание никуда не пропало, но глубже, как под поверхностью льда, находилось что-то еще. Облегчение вперемешку со страхом. Желание трогать ее было для Рована напоминанием обо всем, что Аэлина совершила в этот странный и страшный день; напоминанием о том, что она цела и невредима.
– Давай, принц, ощущай, – сказала она, приподнимаясь на локтях. – Ощущай меня везде и повсюду.
Рован хищно улыбнулся, и его широкая ладонь поползла от шеи Аэлины до самого лобка. Это была не столько ласка, сколько ритуал мужчины, властно трогающего свою женщину. Аэлина вздрагивала от каждого движения ладони. Ей стало трудно дышать. Она чуть не вскрикнула, когда Рован раздвинул ей ноги, обнажив ее естество.
Их обдало прохладной водой. Рован поцеловал ей пупок, затем бедра.
Аэлина, как зачарованная, смотрела на его серебристые волосы, блестевшие под лунным светом, на его руки и голову, что застыла у нее между ногами.
Рован лакомился ею. Он смеялся, утыкаясь в ее влажную кожу. Аэлина выкрикивала его имя. На песчаном берегу, где шелестели пальмы и плескались волны, она позволила себе временно забыть о разуме.
Ее бедра вздымались, требуя продолжать, продолжать, продолжать. Умелый язык Рована уступил место умелому пальцу. Тот скользнул в ее лоно и коснулся бугорочка, вызвав настоящий взрыв звездного огня.
– Аэлина, – простонал Рован.
– Продолжай, – ответила она. – Не останавливайся.
Это слово сломало последний защитный барьер. Рован навис над нею. Аэлина шумно вздохнула. Одна рука Рована уперлась в песок, другой он помогал себе осторожно входить в ее лоно. Едва ощутив его в себе, Аэлина забыла собственное имя. Его первые толчки были совсем медленными и легкими. К этому времени она забыла про собственное тело, королевство Террасен и необходимость спасать мир.